Мачабели окончил Горную академию в Берлине. Во время учебы в Германии у него завязалось знакомство с Василием Давидовичем Думбадзе, племянником знаменитого градоначальника Ялты И.А. Думбадзе. В.Д. Думбадзе впоследствии был автором биографии В.А. Сухомлинова и имел деловые сношения с двоюродным братом жены военного министра, инженером Н.М. Гошкевичем[276]. Вполне возможно, что немцы решили использовать старую студенческую связь Мачабели с Думбадзе для выхода на Сухомлинова и далее на Николая II в обход русского МИДа.

В конце 1914 г. Мачабели получил задание германских властей приехать в Россию. В январе 1915 года он встретился в Петрограде с Думбадзе. Тот сообщил об указанном свидании Сухомлинову. Военный министр, естественно, обязан был доложить о данном факте царю. Но Николай II не торопился использовать этот канал связи и вообще вступать в контакт с немцами. Царь полагал, что коль скоро Россию втянули в войну, для страны выгоднее остаться в Антанте, чтобы после победы получить проливы Босфор и Дарданеллы.

Разгром турок под Саракамышем в начале января 1915 г. сделал вопрос о поражении Османской империи и судьбе черноморских проливов актуальным, и Николай II поставил его перед союзниками. Во второй половине января 1915 г. желание России получить Константинополь и проливы было озвучено её дипломатическими представителями. Оно обсуждалось в Государственной думе и прессе и, конечно, стало известно в Берлине.

Оформление этого соглашения в форме официальной договоренности резко уменьшало шансы германской дипломатии добиться сепаратного соглашения с Россией. Поэтому усилия Германии по установлению сепаратных контактов с российским руководством в феврале 1915 г. достигли наибольшей степени интенсивности. Успеху немецкого «миротворческого натиска» могли способствовать победы германских войск на Северо-Западном фронте и начало Антантой 6 февраля 1915 г. Дарданелльской операции, в которой Россия увидела стремление союзников самим захватить Константинополь, не допустив его перехода к России.

Для выхода на правящие круги России Берлин в феврале 1915 г. использовал упомянутого выше датчанина Андерсена, фрейлину императрицы Александры Федоровны М.А. Васильчикову (оставшуюся после начала войны в своём имении под Веной) и С.Ю. Витте.

Бывший глава Совета министров Российской империи связывал своё возвращение в большую политику с надеждой, что ему будет поручено вести мирные русско-германские переговоры. По просьбе С.Ю. Витте в Стокгольм выехал российский нефтяной магнат Э.Л. Нобель, имевший прочные связи при шведском дворе. Миссия Нобеля осуществлялась без согласования с МИДом, но не осталась для него тайной. 12 февраля 1915 г. российский посланник в Швеции А.В. Неклюдов доложил С.Д. Сазонову о том, что, «почтеннейший Эммануэль Нобель» всецело вошёл в германо-шведскую «миротворческую интригу»[277]. В результате 16 февраля 1915 г. шведский король Густав V предложил Николаю II услуги в скорейшем окончании войны[278]. Дело принял чрезвычайно опасный для англичан и французов оборот, поскольку вскоре в Петроград с аналогичными предложениями прибыл Ганс Нильс Андерсен, встретившийся с Витте, а также принятый 20 февраля 1915 г. царем. Однако Николай II отказался от сепаратных переговоров с Германией, о чём и сообщил союзникам. Причем их послы, Бьюкенен и Палеолог, получили возможность увидеться с Андерсеном

Союзники были оповещены и о следующей немецкой мирной инициативе, связанной с письмом фрейлины М.А. Васильчиковой. Этими шагами Николай II продемонстрировал Лондону и Парижу свою верность договорам с ними. Взамен царь ждал от союзников одобрения меморандума министра иностранных дел Сазонова от 19 февраля 1915 г. о том, чтобы вопрос с Константинополем был разрешен сообразно с вековыми устремлениями России[279]. Однако англичане, согласившись с пожеланиями российского императора на словах, не собирались связывать себя ни формальным письменным договором, ни даже публичным оглашением состоявшейся устной договоренности. Французы же вообще не хотели отдавать Константинополь России. При этом англо-французский флот продолжал Дарданелльскую операцию, вступившую в начале марта в активную фазу.

Только тогда канал связи Россия – Германия начал действовать. 6 марта 1915 г. В.Д. Думбадзе получил заграничный паспорт и вместе с Мачабели выехал в Стокгольм. В шведской столице Мачабели свел Думбадзе с секретарем немецкого посольства в Стокгольме бароном фон Фрейсом и германским посланником фон Люциусом. После этой встречи Мачабели поехал в Берлин, в МИД Германии, а Думбадзе вернулся в Петроград и рассказал о своей поездке Сухомлинову[280].

Все это происходило в марте 1915 г. на фоне развернувшейся компании по дискредитации Сухомлинова. Началось всё с того, что 1 марта 1915 г. слывший главным сторонником примирения с немцами С.Ю. Витте скоропостижно скончался. В обществе широко распространился слух, о том, что он принял яд из-за обвинения в шпионаже в пользу Германии. Причем имя Витте соединяли с делом Мясоедова. По данным полиции о «мясоедовской истории» говорили, что это одно явление в огромной крепкой сети германского шпионажа[281]. В этой связи стал упоминаться и Сухомлинов.

Параллельно начал муссироваться вопрос о плохой работе военного министерства. 7 марта 1915 г. на совместном заседание членов Думы и министров депутат-кадет Шингарев заявил, что снабжение армии поставлено безобразно[282].

Не ожидавший ничего подобного Сухомлинов жаловался в письме отправленном в Ставку Янушкевичу 10 марта: «В Петрограде создалась атмосфера прямо невозможная: дрязги, сплетни, клевета приняли прямо невозможные размеры». Далее генерал приводил образчики столичных слухов: «У меня на квартире был обыск, и я подал в отставку, не бываю, поэтому ни на каких заседаниях и т. п. вздор»[283].

Среди распространителей порочащих его слухов Сухомлинов в дневнике называет А.И. Гучкова, своего бывшего помощника генерала А.А. Поливанова и, чаще других – князя М.М. Андроникова[284]. Князя Сухомлинов аттестовал как «самый вредный злак в нашем питерском болоте»[285].