Он притянул ее к себе. Одно мгновение неловкости и напряжения – и Аманда расслабилась, прильнув к нему.

– Вы изумительны, когда свободны от своих доспехов, пастушка.

– Я думала, меня зовут Алиса. И мне кажется, любая женщина красивее обнаженной, чем в одежде.

– Как ни странно, вы заблуждаетесь. Многие, сбросив одежду, становятся ужасно стеснительными, замкнутыми и сверхосторожными, но вы совсем напротив – свободны и открыты.

Аманда приподнялась на локтях и взглянула на него сверху вниз.

– И что же я вам еще открыла, кроме своего тела?

Герцог провел рукой по ее лицу.

– Что у вас за стеной из страха скрывается прекрасное сердце. – Он притянул к себе ее голову и поцеловал. – Вам не следует меня бояться. Вы доверились мне сегодня и поняли, что мне можно доверять во всем.

На лице Аманды появилось нечто похожее на удивление.

Габриэль сел и протянул руку за сюртуком, нащупал в кармане бархатный мешочек, а затем снова лег рядом с Амандой.

Он перевернул ее на спину и извлек из мешочка медальон. Было не совсем удобно вручать ей этот подарок, но ему очень хотелось. Он понимал, что она нечасто получала подарки. Он положил медальон ей на грудь. Она перевела взгляд на украшение, подняла и стала рассматривать в лунном свете. Серебристые искорки поблескивали в гранях камня.

Казалось, подарок смутил Аманду.

– Это вам, – сказал Габриэль.

– Плата?

– Мне не за что вам платить – разве что за превосходное испытание моей чести.

– Мне кажется, вы говорили, что вам понравилось.

Он рассмеялся, взял медальон и снова положил ей на грудь.

– Да, понравилось. Как бы то ни было, это всего лишь скромный подарок женщине, которой удалось развлечь пресыщенного мужчину. Вы можете продать его, если захотите. Я вручаю его вам в знак искренней привязанности и без всяких условий.

Аманда коснулась медальона пальцем.

– Я не должна его принимать.

– Напротив, я надеюсь, что вы его примете.

Он обнял ее и прижал к себе.

– Я отвезу вас домой. И ваш страх пройдет, как только станет ясно, что о вас заботится пэр Англии.

Его слова вывели Аманду из блаженного оцепенения.

– Я не могу позволить, чтобы вы увидели, где я поселилась. Мое жилище очень бедное.

– Ну что ж, тогда не сейчас, если вы против. – Он поцеловал ее в макушку. – Как бы то ни было, я все равно отвезу вас. Экипаж остановился за несколько кварталов от вашего дома, чтобы вам не идти через весь город одной. И не спорьте.

Аманда чувствовала, что его клонит в сон. И он действительно задремал, но она все равно оставалась в его объятиях.

Медальон продолжал лежать на том месте, куда Габриэль положил его, – чуть повыше ее грудей. Дорогой медальон. Выбранный со вкусом. Она могла бы полгода жить на деньги, вырученные от его продажи. И, возможно, когда-нибудь ей придется так сделать.

Его объятия создавали ощущение покоя и безопасности. Она как будто забыла свои страхи. Однако через какое-то время вновь вернулись мысли об опасности, которая могла исходить от него.

«В знак искренней привязанности». Что он хотел этим сказать? Какую привязанность он может испытывать к ней? Он ведь даже не знает, кто она такая.

«О вас заботится пэр Англии». Такая забота вполне может привести ее в тюрьму.

Его забота подразумевала дальнейшие встречи. Удовольствия. Более тесную связь.

Внезапно Аманда ощутила нечто новое. Она услышала его громкое дыхание рядом со своим ухом, прикосновение его тела. И острое, почти болезненное желание охватило ее. Если бы только…

Она ласково провела рукой по лицу герцога, осторожно, так чтобы не проснулся, после чего высвободилась из объятий.

Восход солнца разбудил его, а не Майлза. Первые бледные лучи проникали в окно.

Габриэль взглянул на потолок, потом на ковер, где лежал. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на него. Он повернулся с улыбкой туда, где ожидал увидеть спящую женщину.

Яркий луч солнца освещал ковер. В его свете сверкал драгоценный камень. На том месте, где должна была лежать Алиса, покоился медальон. Габриэль уставился на него, затем встал, оглядел библиотеку, теперь лишенную любых признаков ее присутствия. Возможно, все это ему приснилось.

Он поднял медальон, сунул в карман и грубо выругался.

Дамы занимались планированием нового номера «Парнаса», в то время, как Аманда работала со счетами журнала в библиотеке клуба и беззастенчиво подслушивала их болтовню. И еще больше навострила уши, когда разговор перешел на темы, касавшиеся жизни высшего общества. Ни одну из упоминавшихся в разговоре персон она не знала, но тем не менее с удовольствием внимала светским сплетням.

Примерно через полчаса в разговоре вспыли и известные ей имена.

– Говорят, что билль о реформе уголовных наказаний находит все бо́льшую поддержку в палате лордов, – заметила леди Фарнсуорт.

– Я совсем не удивлена, – отозвалась миссис Галбрет. – Им занялся Брентворт. Когда за биллем стоит такое имя, конечно, он вызовет значительно большее внимание.

– Не будем забывать, что не он автор билля, – с многозначительной улыбкой напомнила леди Фарнсуорт, – а один из его старых друзей. Говорят, наиболее горячо в поддержку законопроекта высказывался Лэнгфорд.

– Возможно, вам не стоит себе одной приписывать заслугу в той горячности, с какой Лэнгфорд защищал этот документ, ведь ваша статья вышла почти год назад.

При упоминании Лэнгфорда Аманда смутилась и низко склонилась над столом, чтобы никто не заметил краски на ее лице.

События, произошедшего четыре дня назад, все еще живо волновали ее. Как бы она ни ругала себя, единственное сожаление, пробудившееся у нее в душе, было от того, что ей больше никогда не придется испытать такой близости. Воспоминания то и дело всплывали у нее в памяти, вызывая сложный комплекс эмоций.

– Существуют совершенно определенные свидетельства того, что он принял мои слова близко к сердцу. И много свидетельств. Он определенно узнал себя. И сделал неоднозначные выводы.

– Полностью согласна. Тем не менее, должна заметить, что-то еще вдохновило его на поддержку этого законопроекта, – сказала леди Грейс.

– Ума не приложу, что бы это могло быть.

– Возможно, ему известен какой-то преступник, наказание которого он находит чрезмерным.

Аманда чуть было не сломала перо и чернила разбрызгались по бумаге. Она быстро все промокнула и сделала вид, что занята анализом цифр.

– Он абсолютный гедонист и безответственный человек, но у него, естественно, не может быть никаких дел с преступниками, – воскликнула леди Фарнсуорт, фыркнув. – Боже, как вам могло такое прийти в голову! Возможно, у вас есть какие-то сведения, которые нам неизвестны? Если же нет, то даже намекать на нечто подобное крайне опрометчиво.