Стас отодвинул ее, полез из машины. Ольга, не выпуская рукавмужнина пальто, попятилась от двери, споткнулась о бордюр, едва удержалась наногах. И все говорила, говорила… А потом заметила наконец, что он молчит. Изамолчала тоже, уставилась на него, хлопала глазами.

Стас отвернулся, взял со скамейки ее сумку:

– Садись, Оль, в машину.

– Стася? – Ольге стало страшно. – Почему ты ко мне неприезжал? Почему не писал?

– Я писал. – Стас сунул сумку на заднее сиденье. – Давайсадись!

– Я тебя ждала. Думала, ты меня встретишь…

– Я думал, завтра.

Отворачивается. Глаза прячет. Почему он прячет глаза?

– Что завтра?

– Вернешься завтра. Мне соседка позвонила, что ты… тут уже.Похудела вроде.

– В тюрьме плохо кормят, Стас.

Ну посмотри на меня, посмотри, наконец! Обними меня,поцелуй! Я так истосковалась, у меня сейчас сердце разорвется! Ничего мне ненадо, только прижаться, зарыться носом в воротник, и стоять так, и вдыхать твойзапах. Ну посмотри на меня!

Нет. Не смотрит. Открыл переднюю дверь:

– Поедем покатаемся.

Ольга снова вцепилась ему в рукав, попыталась заглянуть вглаза:

– Стася! Я не хочу кататься! Я домой хочу! Я есть хочу! Я вванну хочу! Я замерзла, Стас! Стас! Посмотри на меня!

– В машине тепло, погреешься.

Как в машине? Почему в машине?

– Стас? Что с детьми?

Может, Фаина наврала? Может, дети больны?

– В порядке дети. Садись.

Хлопнула дверь подъезда. Зарысил по дорожке МихаилЭдуардович – теперь уже без портфеля, зато с авоськой. Шляпу за тульюприподнял: «День добрый!» Да ведь виделись уже! А ему неважно – виделись, нет.Встал у лавочки, вроде как кашне поправляет, а сам во все глаза смотрит, чтодальше будет, уши навострил.

Стас покосился на Михаила Эдуардовича, желваки заходили:

– Поехали, поехали, садись! Что ты танцы-то устраиваешь?!

Господи, какие танцы?!

– Обязательно, чтобы весь дом нас слушал? Садись, поедем.

За локоть взял – цепко, зло.

– Стас! Больно, пусти!

– Садись. Поехали!

Она села.

Он газанул и вылетел со двора так, что опавшие листьяптичьей стайкой взлетели над мостовой.

Григорий Матвеевич, старенький учитель рисования, увиделтолько, как машина свернула за угол. Он спешил, как мог, хотел Оленькувстретить, предупредить хотел. И не успел. С самого утра все пошло наперекосяк.Он специально встал ни свет ни заря, чтобы успеть на первый автобус дообластного центра, а там уж пересесть на прямой рейс до города, где находиласьколония. Благополучно добрался до центра, сделал пересадку, но автобус по дорогезаглох, и Григорий Матвеевич потерял почти два часа времени и встретить Оленькуне успел. После он долго ждал обратного автобуса, но автобус пришел опять-такине по расписанию, с задержкой. От автостанции Григорий Матвеевич чуть ли небегом припустил к Оленькиному дому, но снова опоздал.

Учитель кинулся было за машиной вслед, но понял – недогнать. Заметался, замахал руками – хоть бы такси взять! Но такси, конечно, небыло. Слава богу, трамвай подошел.

Григорий Матвеевич не знал, где будет Оленьку искать. Просторешил ехать в ту же сторону, куда направилась машина. В конце концов, дороги вгородке – всего две, прямо и направо. Бог даст, отыщет он Оленьку.

Стас все молчал. Ольга тоже примолкла, смотрела на него,ждала.

За окном проносились убогие домушечки. Потом началасьпромзона – они ехали мимо бывшего мясокомбината, который пару лет назадзакрылся по банкротству. Шныряли между заброшенных корпусов тощие бродячие псы,прошла компания мужиков – пьяные все, страшные…

– Стася…

Что угодно, только бы не молчал, только бы говорил с ней!

– Стас, ты машину новую купил?

Смотрит на дорогу, плечами пожимает:

– Да так… по случаю. Дешево отдавали, я и взял. А что?По-моему, хорошо. Удобная, пять лет всего.

Улыбается. Нравится, видно, машина. Он когда про машиныговорит – всегда улыбается.

– Тебе как? Нравится?

– Нравится. Стасенька, куда мы едем? Где ребята?

– У мамани ребята. Забрала. Дед там антенну наладил, так онивсе время мультфильмы шуруют…

– Так мы к ним, что ли, едем?!

– Да мы уж приехали.

Слева – промзона, справа – свалка какая-то, дальше – тупик иограда городского парка. Парк большой, задняя часть – запущенная, заросшая,днем туда еще ходят, а как стемнеет – нет. Страшно там.

– Стасенька? Куда мы приехали? Где…

Он перегнулся через нее, дверцу открыл:

– Выходи.

Страшно ей стало. По спине мурашки. Как это говорят? Кто-топо моей могиле прошел… Гусь, что ли…

– Стася… Я не хочу. Зачем мы тут?

– Поговорить нам надо.

– Здесь?!

– Больше негде. Выходи.

Медленно вышла, встала с машиной рядом. Стася! Нет! Не верю!Не может быть. Не надо…

Но Стас не смотрит на нее, сумку с заднего сиденья достал,пошел к свалке. Рядом со свалкой – брошенный старый «Запорожец» – горбатаяржавая сирота, двери выломаны, сиденья выпотрошены… Кто-то эту машинку любил,ездил на ней, служила она своему хозяину верой и правдой. А потом хозяин купилновую – «Жигули» какие-нибудь или даже иномарку. А старушка отправилась насвалку. Только сперва хозяин снял с нее все мало-мальски ценное. Снова мурашкипо спине. Гусь прошел по моей могиле… Нет. Не верю…

Стас поставил сумку на капот «запорожцева» трупа, обернулся,посмотрел в глаза.

Молчи, не говори ничего, не хочу слышать, не хочу знать!

Мерзкий голосочек где-то внутри пискнул: так ведь ты уже всепоняла, ты уже все знаешь. Знаешь, почему дверь не открылась. Почему другиешторы, почему он не смотрит в глаза…