— Когда он ушел, я не могла уснуть, — поясняю я, — и поэтому занималась уборкой. Генеральной. Всю ночь напролет. Теперь в этой комнате все до единой плоские поверхности пригодны для выполнения хирургических операций. Мне пришлось остановиться, когда я перечистила весь декоративный уголь в газовом камине. Так вот и развлекалась.

— Боже, тут везде пахнет хлоркой, — говорит Рэйчел, помахивая рукой перед лицом в тщетной попытке разогнать запах. — Напомни мне не курить, а то мы все взлетим на воздух.

Я устало плюхаюсь на диван, а Джейми исчезает в кухне. В две секунды он заваривает невероятно бесцветный, жидкий кофе и приносит нам с Рэйчел по кружке.

— Выпей немедленно, милая, — говорит он мне с искренним участием. — Ты выглядишь так, словно сдала литра полтора крови.

— Тьфу. — Рэйчел выплевывает свой первый глоток обратно в кружку. — Джейми! Посмотри на нее! Иди завари покрепче, а то она и мыши на бегу не обгонит. Или хоть виски туда добавь. Если это тебе не крайний случай, тогда я не знаю что.

— Прости, Эмилия, это недосмотр, — говорит он, выхватывая у меня кружку. — По-моему, я все еще не протрезвел с прошлого вечера. Я только пришел домой, и ты мне звонишь спозаранку в таком отчаянии. Ладно, ладно, не стесняйся, назови меня беспутным гулякой.

— А где ты был? — машинально спрашиваю я, лишь бы оттянуть неминуемое детальное обсуждение собственной персоны.

— Сначала в кабаке, потом в кабаре, потом в бассейне с моим страстным кабальеро.

— В бассейне?

Я спрашиваю без интереса. Механически.

— Он живет в отеле «Кларенс», а там открытый бассейн с подогревом. Ты же знаешь, как я люблю халяву. То есть халяву, которая уже проплачена другими. Оттуда сказочный вид.

— Какой?

— На погрузочную площадку «Маркс и Спенсер».

— Джейми, — говорю я, — я знаю, что сегодня почти не спала, но неужели мне приснилось, что при нашем последнем разговоре об этом типе, десять часов назад, ты определенно выразился, что терпеть его не можешь?

— Что поделать — я противоречив и сложен.

— Ты отвлекаешь внимание от Эмилии на себя, — угрожающе заявляет Рэйчел. — Терпеть не могу просить тебя заткнуться, но давай заткнись.

Он крадучись возвращается в мою тесную кухоньку заваривать новый кофе, а телефон разражается громким писком.

— Это Кэролайн, — сообщаю я, прочитав текст. — Застряла в пробке около школы. Приедет через полчаса.

В который уже раз я восхищаюсь, какие у меня верные друзья. Не могу вспомнить, кто сказал: «Своим благополучием я обязан друзьям», но в данный момент эта фраза кажется мне надписью на моем надгробном камне.

— Ребята, — говорю я Рэйчел, пожимая ей руку, — что бы я без вас делала? Я посылаю сигнал бедствия — и вы тут как тут.

— И еще бублики с маком «Хоппи-поппи», — кричит из кухни Джейми.

— Ты сказал «поппи»?

— Елки-палки, извини, я забыл.

— Конечно, мы пришли ради тебя, дорогая, — говорит Рэйчел, закуривая сигарету. — Ты делала то же самое для нас и сделаешь снова. Вопрос в том, что мы собираемся сейчас предпринять.

— Я нашел в этом нечто положительное, точнее — даже два момента. — Джейми возвращается из кухни, потрясая кофеваркой.

— Если ты в состоянии увидеть в этом хоть что-то положительное, — говорю я, — тогда тебе пора заседать с Тони Блэром на Даунинг-стрит. Из этой ситуации бесполезно искать счастливый выход. Дом, в который они переезжают, виден из окна моей спальни. Я ночью проверяла. Раз пятьдесят.

— Просто выслушай меня. Может быть, он продешевил.

— Что?

— Ну, возьмем тебя: замечательная работа, замечательные друзья, полно денег, великолепная квартира, идеальная фигура и потрясающая внешность без единой инъекции ботокса. Разве Поппи может с тобой соперничать?

— Ей не нужно соперничать, Джейми. Ей двадцать три года. Она проведет свою жизнь замужем за человеком, который, как мне казалось, предназначен мне судьбой, будет встречаться со своими двадцатитрехлетними подружками и болтать обо всяких двадцатитрехлетних пустяках — ну, например, о молодежных певцах, о Джессике Симпсон и обо всех голливудских сплетнях из журнала «Хит»… Единственное, в чем я выигрываю, — моя работа.

— Да, но кто же женится на двадцатитрехлетках? — парирует Джейми. — Просватанные невесты и двоюродные родственники, вот кто.

— Возможно, она для него всего лишь племенная кобылка, вот и все, — говорит Рэйчел.

— Нет уж, ребята, хоть я, возможно, и приостановила свои биологические часы, но я все еще могу иметь детей, правда?

— Конечно, можешь, милая, — соглашается Джейми. — Ты еще неоперившийся птенец по части деторождения. Я недавно читал статью про одну китаянку, которая родила двойню в шестьдесят лет. К тому же ты всегда можешь отдать свою яйцеклетку на заморозку. Кстати, так делает сейчас большинство знаменитостей. Деловые женщины вроде тебя, которые хотят отложить эти дела на потом. Их называют детородными уклонистками.

— Спасибо, Джейми. Как будто мне больше не о чем беспокоиться.

Рэйчел, спасибо ей, возвращается к более насущной теме.

— Могу я также указать, что тот, чье имя навсегда останется неизреченным, переезжает в дом, который куплен ее отцом? — замечает она, вынимая бублик из пакета и выкладывая его на столик прямо перед моим носом. Я понимаю, что она проявляет заботу, но сейчас даже от запаха еды меня начинает мутить. — Значит, таким образом он собирается вести свою супружескую жизнь? — продолжает она. — Под крылышком у ее папаши?

— Многие мужчины об этом мечтают, — говорю я, — встретить партнера, который обеспечит им безбедную жизнь.

— Ну хоть я, например, — согласно кивает Джейми.

— Тебе нужно продать квартиру и переехать, — продолжает Рэйчел. — Ты на этом районе можешь состояние сделать. К тому же ты всегда говорила, что хотела бы когда-нибудь жить в собственном доме без соседей. Давай, ведь в этих местах на автостоянках не встретишь симпатичных холостяков, правда? А кроме того, разве запахи обеда из микроволновки в соседней квартире тебя не раздражают?

— Нет, — твердо заявляю я. — Я не перееду. Знаете почему? Потому что тогда он победит. Я не собираюсь сбегать из дому, чтобы с ним не встречаться. Не хочу показаться упрямой и… ох, не знаю… вредной, что ли, но я здесь первая поселилась.

— Может быть, это не так уж плохо, — подает голос Джейми, вечный оптимист.

— Объясни почему.

— Ну, если задуматься, все это означает, что теперь ты больше не сможешь выскочить за дверь воскресным утром за газетами в полинялых джинсах. Тебе придется каждый раз делать макияж. И что в этом ужасного?

— Ох, Джейми, — вздыхаю я, чувствуя, что надвигается новый приступ рыданий. — Ужасно то, что он женится на ней. Не живет с ней и даже не покупает ей трижды проклятый дом, а именно женится. Передо мной он не выполнял никаких обязательств! Даже подаренную золотую рыбку забывал кормить, когда я уехала, и она сдохла от голода. Я требую, чтобы вы сказали мне откровенно, как лучшие друзья: есть во мне что-то принципиально незамужественное?