профессиональный долг, тщательность и углубленность в науках модернизированному западному миру абсолютно чужды, и он строился на других ценностях!). Да, действительно, общество может достичь самых высоких современных стандартов, отталкиваясь не только от традиционной европейской морали, но и от традиционной конфуцианской морали. А отсюда следует однозначный вывод: в любом обществе с любыми культурными традициями можно построить развитое как в экономическом, так и социальном плане государство. Были бы здравый смысл и голова на плечах.

…«Когда у нас в гостях был ваш Чубайс, – заявил мой новый приятель Дэн, молодой преподаватель одного из университетов Пекина, – ему очень понравились китайские экономические реформы. Он был в восторге от того, что и как у нас происходит! А ведь он очень умный!..»

Автор обвальной российской приватизации был припасен интеллектуалом Дэном в качестве последнего аргумента, подтверждающего правильность выбранного его страной пути и постепенности осуществляемых реформ. И не важно, что в своей собственной стране «умный Чубайс» придерживался совсем иных принципов реформирования общества.

Моему вопросу, что все-таки строит Китай, Дэн не удивился ничуть и вполне убеждено ответил: «Конечно, капитализм! Что же еще! Просто мы не торопимся. А если вслух произносится иное, так ведь и Дэн Сяопин, начиная реформы, учитывал, что в руководстве КПК очень много ретроградов, которых надо успокаивать привычными лозунгами».

Сегодня об этом уже речи нет. И хотя свободой слова и печати в Китае по-прежнему и не пахнет, зато нет идеологических кампаний прежних времен и налицо более высокий стандарт жизни и более высокая культура. Однако тот же вопрос, который я задала Дэну, у людей старшего поколения вызывал совершенно иную реакцию: «Пока наверху сидят соратники и последователи нашего «папаши» (имеется ввиду, конечно же, Мао Цзэдун), ничего путного не построить! А нынче и уровень коррупции значительно выше, и цензура значительно жестче…».

«В 1989 году, – считает Ли Вэн Чжун, инженер-технолог из Пекина, – реформы зашли в тупик. В Китае на спекуляциях начали делаться состояния: деньги вкладывались не в какой-нибудь реальный сектор экономики, а именно в спекуляции. Пользуясь разницей цен, скажем, на сталь в разных провинциях, многие люди, используя связи и служебное положение, на бумаге покупали ее и перепродавали. В таких поступках оказались замешаны и дети различных крупных партийных чиновников, богатевшие на глазах. Именно тогда возникло широкое социальное движение, имевшее целью лишить коммунистов власти и демократизировать общественную жизнь страны. Десятки миллионов людей (я и моя жена в том числе) вышли на улицы в разных городах Китая с лозунгами протеста, с требованиями ввести в стране многопартийность и свободные выборы. Дальнейшее известно всем. После того, как Дэн Сяопин подавил выступление, убив в Пекине сотню-другую людей, хаос в стране был предотвращен. В те дни мы все ненавидели его, а сейчас я думаю: «Какой же он был мудрый и дальновидный. Если бы тогда поступил иначе, к власти пришли бы такие же как у вас молодые демократы-реформаторы, и сегодня мы имели бы то, что имеете вы в России, вплоть до распада страны».

«Вэн, – говорю я, – но ведь жертв было значительно больше, и западная печать, и многие китайцы говорят о нескольких тысячах убитых. Да, конечно, их расстреливали не на площади Тяньаньмэнь. Они были убиты на прилегающих улицах…». «А ты знаешь, что к моменту начала выступлений у их организаторов в карманах имелись иностранные паспорта? Из них-то никто не погиб, они-то все давно в Америке!» – парирует мой собеседник. Такая точка зрения весьма популярна в Китае. Подобные рассуждения в дальнейшем довелось слышать не раз – и от совсем молодых, и от пожилых, и от людей среднего возраста. Во всяком случае, приоритет благосостояния большинства членов общества над демократией в западном понимании этого слова совершенно очевиден и широко декларируется.

Работать, работать и работать…

– Вот если бы нашей стране такой уровень образованности населения, какой есть у вас, – вздыхает Дэн, – все бы пошло значительно быстрее. Но нам приходится мириться с тем, что имеем, и работать, работать… Конечно, мы, китайцы, не такие работоголики, как японцы, но, считаем, что находимся на третьем после них и Южной Кореи месте в этом списке.

Любой иностранец, фланирующий по улицам Пекина и отличающийся по внешности от аборигенов, рискует быть остановлен просьбой: не могли бы вы поговорить со мной по-английски?.. Таким незатейливым способом молодые китайцы пытаются практиковаться в языке, который сегодня является для них наиболее вожделенным. И хотя знают его пока не очень, популярность от этого не уменьшается: названия улиц и перекрестков, магазинов и гостиниц, ресторанов и кафе, музеев и парков, словом, буквально все, что можно надписать, в китайских городах обязательно дублируется на английском. Впрок. В школах изучение русского языка, как иностранного, заменено на обязательное изучение английского. И самый большой интерес из всех стран мира современный китаец испытывает к Америке. Если спрашиваешь: «Отчего так?» – отвечает искренне: «Но ведь это самая богатая страна!».

И все-таки с английским языком, несмотря на обязательное обучение в школах, у большинства китайцев проблемы. Исключение составляют, конечно, научные работники, для которых это знание жизненно необходимо.

Институт металловедения в Шеньяне, где работают мои друзья, принадлежит АН Китая. Он входит в ряд крупнейших научно-исследовательских центров страны и щедро финансируется правительством. Любой НИИ в России о таком сегодня может только мечтать. Например, одна из лабораторий, штат которой 23 сотрудника, получает из бюджета государства около 800 тысяч долларов в год. Плюс, конечно, конкурсные гранты. Вычтите из этого фонд заработной платы в 60 тысяч долларов, и получится сумма, выделяемая на покупку оборудования, материалов и другие необходимые для поддержания нормальной жизнедеятельности лаборатории расходы (данные 2000 года – И.Т.). Сегодня вполне можно говорить о том, что оборудование здесь позволяет вести по целому ряду направлений научные изыскания на современном уровне, хотя, по оценкам специалистов, определенная бессистемность в лабораторном оснащении, конечно, ощущается. Японский профессор из университета Тохоку, посетивший научный центр ядерных исследований в Пекине, говорил мне, что квалификация работников этого центра пока еще не позволяет им в полной мере использовать возможности оборудования. Как признают и сами китайцы, это главная их проблема, над которой они усердно работают. Но картина меняется настолько быстро, что мои выводы рискуют устареть уже через год-другой. Китай активно посылает за свой счет молодых ученых в ведущие лаборатории мира и не препятствует самостоятельному поиску научной работы за рубежом. Как следствие, в последние годы, с улучшением ситуации в стране, число образованных китайцев, предпочитающих вернуться после учебы или работы домой, постоянно увеличивается. Здесь их ждут и по мере возможности создают условия для жизни и работы. А пока научный сотрудник квалификации кандидата наук желанен всюду,