Тени незабытых предков - Ирина Сергеевна Тосунян

Ирина Сергеевна Тосунян

Тени незабытых предков

В центре снимка Марина и Жорж Рубисовы (герои следующей книги) Слева – Ашот Маркосян, мой муж, физик, сотрудник Стэнфордского университета. Калифорния, город Напа, январь 2020 год

© И. С. Тосунян, 2023

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2023

Моим родителям Сергею и Арцвик Тосунян посвящаю

Пролог

Весь год переписывались с моим дорогим издателем.

«Вы работаете над книгой?» – строго осведомлялся он. Речь шла о продолжении книги «Я! Помню! Чудное! Мгновенье!..» («Алетейя», 2019). «Безбожно "депрессую" и оправданно ленюсь», – кручинилась я. Ну, в самом деле, о каких таких писаниях может идти речь посреди девятибалльных мировых политических катаклизмов и коронавирусных качелей? Тут тако-о-е творится!

– Пора заключать контракт с издателем. Это дисциплинирует! – вынес суровый вердикт издатель.

– Сейчас, вот доделаю пару текстов и… – пытаюсь оттянуть время, а сама себе ремарку кидаю: «Эх, знал бы только, над чем я так «неоправданно ленюсь», совсем бы меня, мягко говоря, не понял…»

А дело в данном случае было в том, что много лет назад, еще в 1996 году, после встречи с младшим сыном Сергея Есенина, Александром Сергеевичем Есениным-Вольпиным, математиком, поэтом, диссидентом, вынужденным по настоятельному предложению советских властей эмигрировать в США в мае 1972 года (текст беседы с ним напечатан в книге «Я! Помню! Чудное! Мгновенье!..»), я отправилась на встречу с его мамой, Надеждой Вольпин. Поэтессой и возлюбленной Сергея Есенина.

А теперь вообразите, каково это: без всяких проволочек, без всякой теории «шести рукопожатий» оказаться знакомой с поэтом Сергеем Есениным лишь через одно-единственное рукопожатие и напрямую вести разговоры с подругой великого поэта и его сыном?

Поговорили мы с Надеждой Давыдовной замечательно. А потом… я улетела в Японию, жить и работать, не успев наш разговор даже расшифровать. Преступно затолкала диктофонную кассету на дачный чердак в Красной Пахре и оставила до лучших времен. И о кассете, и о Надежде Вольпин, и о всяких там «рукопожатиях» почти что забыла. Надежда Давыдовна умерла два года спустя в возрасте девяноста восьми лет.

Упиваясь новой жизнью и новым окружением, я писала для своей газеты репортажи из Страны восходящего солнца. Нет, где-то на краю памяти мысль о заброшенном интервью свербела, и каждый раз, возвращаясь в Москву, я давала себе слово отыскать на чердаке кассету и расшифровать… Почему не расшифровала? Сама толком не знаю: таких «забытых» кассет и даже готовых текстов в моем архиве оказалось не так уж и мало (часть их включена в новую книгу). А год назад наконец-то удосужилась, отыскала. И тут настал черед техники. Долго-долго искала подходящий старый диктофон для больших прямоугольных кассет, каких уже и не найдешь в продаже. У коллег по «ЛГ» спрашивала. Но выручил, как всегда, друг, художник Владимир Витковский. В его мастерской в Сан-Франциско чего только экзотического не водилось. И работающий старый (заклеенный-переклеенный) диктофон отыскался! Перекочевал на мой рабочий стол. Приступила к процессу дешифровки нашего с Надеждой Давыдовной Вольпин общения. Работа шла мучительно медленно, бесконечно радовала, восхищала и даже удивляла открытиями. Поэтому, чтобы саму себя подстегнуть и стимулировать, мол, смотри, как это интересно, делилась с друзьями в интернетовском пространстве небольшими фрагментами разговора.

Вот этой беседой с Надеждой Вольпин и решусь начать книгу вторую.

А следом идут – Олег Волков, Георгий Семенов, Булат Окуджава, Александр Межиров, Елена Чуковская, Грант Матевосян, Агаси Айвазян, Галина Уланова, актрисы Татьяна Карпова, Мария Бабанова, Алла Покровская, воспоминания о Сергее Параджанове и еще много других любопытных историй.

Часть первая

Ровесники эпохи модерна и Серебряного века

Надежда Вольпин. Воспоминания и страсть, почти похожие на счастье

Роман Сергея Есенина и молодой поэтессы – има-жинистки Надежды Вольпин, как и многие есенинские романы, поначалу был одухотворенно – сложным, под конец – мучительным. Начался он еще до знакомства и женитьбы Есенина на Айседоре Дункан, возобновился после разрыва со знаменитой танцовщицей и возвращения поэта в августе 1923 года в Москву. Точку поставили в начале 1924 года. По инициативе Вольпин, которая в то время уже твердо была «намерена одарить его ребенком». Нежеланным для него, Есенина, ребенком. «Зря вы все – таки это затеяли, – говорил он перед отъездом Вольпин в Петербург. – Понимаете, у меня трое детей. Трое!» «Так и останется: трое, – ответила она. – Четвертый будет мой, а не ваш. Для того и уезжаю».

Летом 1925 года друг Есенина Александр Михайлович Сахаров, глядя на годовалого Александра Сергеевича, говорил молодой маме:

– Сергей все спрашивает, каков он, черный или беленький? А я ему: не только беленький, а просто вот каким ты был мальчонкой, таков и есть. Карточки не нужно.

– А что Сергей на это?

– Сергей сказал: «Так и должно быть – эта женщина очень меня любила…»

Надежда Вольпин жила в Москве в кирпичном писательском доме у метро «Аэропорт», в двухкомнатной квартире, расположенной на первом этаже. Женщина, которая за ней ухаживала, провела меня в небольшую опрятную комнату, где в кресле, выпрямив спину, сидела старая дама – маленькая, изящная, хрупкая как фарфоровая статуэтка. А глаза – зеленые, яркие, молодые. Удивительные глаза.

– Надежда Давыдовна, – начинаю с места в карьер, – Вы ни за что не согласились уехать к сыну в Америку, он мне пожаловался…

– У меня уже были готовы все документы, но – спохватилась и отказалась, – парирует она. – Вы бы посмотрели на «их» реакцию, не верили, что отказываюсь. Уговаривали: «Понимаете, от чего отказываетесь?» Я очень хорошо понимала. Боялась не того, что меня оттуда, из Америки, выгонят или не примут… Боялась, что сюда обратно не впустят: от наших ждать можно чего угодно.

– Но Александр Сергеевич, полагаю, сюда не вернется вовсе…

– Да я бы и не позволила ему это сделать. На прочность наших демократических завоеваний рассчитывать не приходится. К тому же сам он мягким только видится, а линию свою гнет.

– Вы, наверняка, переживали, что ему уехать пришлось…

– Я его к тому сама побудила, оставаться здесь было очень небезопасно. Чуть что, сына тут же запихивали в сумасшедший дом. И попробуй из этой тюрьмы вызволить! Сажали минимум на полгода. Через полгода «лечения», если «находили улучшение», «пациента» могли выписать. А могли – не выписать!

В общей сложности в