блаженной неге находился чуть ли не весь гарем Илхама. Завернутые в белые ткани, полуобнажённые и откровенно нагие наложницы своего господина. Я не должна была их стесняться, и всё же впала в ступор: никогда в жизни я не видела столько женщин в одном помещении. Моя спутница повела меня вглубь купальни под сопровождением искренних улыбок и приветливых глаз, но, мой Хэнд, чужих голых женских тел! В купальне были расположены каменные теплые столы, куда меня и уложили. Воздух здесь стоял очень влажный, но пара не было. Вдоль стен на невысоких постаментах установлены небольшие чаши с теплой ароматической водой. Ко мне подошла Далия: «Рада видеть тебя вновь на ногах, дитя. Но моё целительство не закончено, если ты не прошла через нашу купальню. Постарайся просто расслабиться и ни о чём не думать». Не думать, как же!

Надо мной установили сосуд с маленьким краном. Лишь немного повернули задвижку, и на мой лоб по капельке стало стекать теплое масло. Оно монотонно постукивало и текло по вискам, приводя в похожее текучее состояние мои неспокойные мысли. А Далия в это время уже щедро поливала тем же маслом моё тело и разминала его. «О Хэнд, если эта женщина не Богиня, то она точно не из этого мира!» — вновь и вновь думала я про себя, при каждом бережном движении руки Далии. Затем меня вымыли и, словно дитя, запеленали в чистую белую ткань, при этом сверху накрыв вениками из неизвестных мне трав. Далия стала бормотать на непонятном для меня языке тихим спокойным голосом слова, значения которых я не знала, но они проникали в самое сердце.

Этого не могло быть правдой, но среди быстрых тихих слов молитвы, мой слух извлекал лишь два, постоянно повторяющихся слога «та, ро, та, ро, та, ро…».

Вечером этого же дня я прошла в общую женскую комнату на ужин, который начинался после захода солнца. Большая комната с колоннами и коврами вновь была наполнена женщинами всех возрастов, на этот раз здесь были и дети. Черноглазая девочка лет семи подбежала ко мне, взяла за руки и, заглядывая в лицо, начала говорить звонким высоким голосом. Я не понимала её, но постаралась улыбнуться в ответ.

Если в прошлый раз меня поразила нагота, то сейчас передо мной раскрылась пестрота одеяний. Лёгкие струящиеся ткани укладывались в беспорядочные и при этом искусно расположенные складки. Женщины сидели, так же как и в купальне — группами по несколько человек. Вокруг с подносами бегали слуги, нагибаясь к низким столикам. Я прошла к той группе, где сидела Зинат, присела и продолжила рассматривать наложниц Илхама. Юных девушек было гораздо больше тех, кто был постарше. Около последних, как правило, сновали дети. Самой зрелой, пожалуй, была Далия, но точно я не могла бы сказать. Разделить по одеждам, казалось, было невозможно, разве что матери носили небольшие тюрбаны, в то время как волосы юных наложниц были освобождены от головных уборов. Большую часть женщин нельзя было бы назвать тощими, их полупрозрачные ткани обрамляли нежные, мягкие, бархатистые тела. Потом я увидела ещё одно отличие, некоторые наложницы носили очень много украшений. Драгоценности на их руках, шеях и даже ногах отражали сияние свечей. Все женщины были смуглыми, разнилась лишь глубина темноты их кожи. Но в них было ещё кое-что особенное. Их глаза сияли ярче, чем звёзды ночного неба…

Я почувствовала себя гнилым яблоком на празднике урожая. Угловатая, светлокожая, серая я могла бы быть самой незаметной мышью среди Хэндов. Но не здесь. Принесли ужин, состоящий из пасты и уже знакомых мне лепешек. После трапезы принесли маленькие чашечки с ароматным, обжигающим и божественным напитком. После запаха хельбы, вкуса хельбы и вида хельбы я была уверена, что больше ничего не смогу пить на этой земле. Заметив мой восторженный удивлённый взгляд, Зинат засмеялась: «Это называется кофе, плантации господина славятся особенными зёрнами на всю округу. Попробуй с этим», — указала она на сочные мясистые финики, начинённые орехами. Напиток действовал на меня возбуждающе, но его вкус настолько покорил меня, что я выпила ещё три чашечки и только спустя некоторое время поняла свою ошибку. Глаза лихорадочно бегали от лица к лицу, по спине покатился ручеек пота и сидеть на месте более оказалось совершенно невозможным. Зинат с лукавым снисхождением сжалилась надо мной и предложила прогуляться по саду. Мы прошли через высокую резную дверь и оказались в приятной уличной прохладе. Я была благодарна своей спутнице, что она оказалась столь чуткой к моей неопытности и пользуясь этой благосклонностью попыталась разобраться с тем, что я сейчас видела:

— Сколько женщин в гареме?

— С детьми и тобой стало восемьдесят два человека.

Мои глаза непроизвольно округлились.

— Иметь гарем для шейха — это показатель его богатства, — продолжила объяснять Зинат. — Есть шейхи, которые крадут женщин и делают из них наложниц, а потом заставляют ходить прислугой своему Господину. Это очень низко, но, к сожалению, случается довольно часто. Нам повезло. Господин Илхам заботится о нас, одевает в лучшие ткани, дарит самые дорогие украшения и нанимает хороших учителей.

— Учителей?

— Конечно, мы же проводим время не только в купальне и за кофе. Хотя, признаюсь, иногда очень бы этого хотелось. Став частью гарема, каждая из нас берет на изучение три искусства: музыку, рисование, массаж, готовку, целительство, философию, танцы. Список очень большой.

— Это что же, Илхам устраивает школу и потом вкушает плоды мастерства своих поданных?

— Никогда не думала об этом с такой стороны… Я просто брала на изучение то, что мне сейчас по душе, а продемонстрировать свои новые навыки господину — это скорее радость, чем обязательство…

Какое-то время мы шли в тишине. Но один вопрос волновал меня больше остальных:

— Как часто шейх вызывает своих наложниц? Есть какая-то очередность среди вас?

— Господин часто проводит время с Далией, она его истинная спутница, что касается остальных, то всё зависит от его желания. Несмотря на то, что он старается не обижать никого из нас, всё равно у господина Илхама есть свои предпочтения…

— Это как-то связано с количеством украшений?

— Да, — улыбнулась Зинат, — фавориток легко вычислить.

— Ты любишь Илхама?

— Конечно.

— Нет, я имею ввиду, — я густо покраснела, — сегодня за ужином были женщины с детьми, а некоторые были беременны. И тебе всё равно, что он проводит время не с тобой? Может отдавать предпочтение другой, и ты продолжаешь его после этого любить?

— Любить — не значит чувствовать, любить — значит действовать. Я могу ничего не делать, и тогда никогда