— Нет, я вернулся насовсем. Я отправился туда снамерением заняться чайными плантациями, но эта жизнь оказалась не по мне.Судьбе было угодно, чтобы я пошел по стопам отца: я стал обычным провинциальнымстряпчим, занятие, лишенное всякого ореола романтики. Диплом юриста я получилеще до отъезда, так что сразу же по возвращении начал работать в контореотца. — Он помолчал и добавил:

— С тех пор я здесь и тружусь.

Немного помолчав, он тихо повторил:

— Да… с тех пор…

«Восемнадцать лет, — подумала Гвенда, — это нетакой уж большой срок…»

Уолтер Фейн внезапно сменил тон и пожал протянутую молодой женщинойруку.

— Раз уж мы с вами старые знакомые, — сказалон, — вы с мужем обязательно должны прийти к нам с матерью на чай. Япопрошу ее написать вам приглашение. А пока жду вас к одиннадцати часам вчетверг.

Гвенда вышла из кабинета. В углу лестничной клетки виселапаутина с серым пауком, который показался ей каким-то ненастоящим. Он явно непринадлежал к тем жирным проворным паукам, которые ловят мух. Он скорее походилна призрак паука. Уолтер Фейн тоже в какой-то степени походил на призрак.

Джайлз поджидал жену на набережной.

— Ну что? — спросил он.

— В интересующий нас период он вернулся из Индии и жилв Диллмуте. Он даже подарил мне копилку в виде поросенка. Но убить он никого немог. Это исключено. Он слишком спокойный и мягкий человек. Очень милый, но изтех, на кого никогда не обращают внимания. Таких, как он, можно увидеть средигостей у кого угодно на вечеринке, но никто не замечает, когда они уходят. Мнеон кажется глубоко порядочным человеком, преданным своей матери и обладающиммассой других достоинств. Но с женской точки зрения он ужасно скучный. Японимаю, почему ему не удалось поразить воображение Хелен. Знаешь, он из техмужчин, на кого в браке можно положиться, но выходить за них замуж не хочется.

— Бедняга! А он, наверное, сходил по ней с ума.

— Не знаю… Не уверена. Во всяком случае, я убеждена,что наш злонамеренный убийца — не он.

— Не забывай, дорогая, что ты вообще мало знакома субийцами, не так ли?

— Что ты хочешь сказать?

— Я вспомнил об этой тихой мышке, Лиззи Борден.Присяжные сочли ее невиновной. И об Уоллесе, тоже миролюбивом человеке,которого оправдали после обжалования приговора. Видишь ли, я не думаю, чтосуществует какой-то один определенный тип убийцы. Они ведь бывают разные…

— Я не могу представить себе Уолтера Фейна…

Гвенда внезапно замолчала.

— Что случилось?

— Ничего.

Она вспомнила лицо Уолтера Фейна в тот момент, когда онпротирал стекла своего пенсне, и его странный слепой взгляд, когда оназаговорила о вилле Сент-Кэтрин.

— Может быть, — сказала она с легкимколебанием, — он и вправду сходил по ней с ума.

Гостиная миссис Маунтфорд была очень уютной. В серединестоял круглый стол, покрытый скатертью, и несколько старомодных кресел, а устены — диван, оказавшийся неожиданно мягким. С каминной полки смотрелифарфоровые собачки в окружении других безделушек. На одной стене висел портретпринцессы Елизаветы. На другой — портрет Георга IV в адмиральском мундире ифотография мистера Маунтфорда в окружении пирожников. Рядом с ней красоваласькартина, составленная из ракушек, и акварельный пейзаж острова Капри с моремярко-зеленого цвета. Обстановка включала в себя немало и других вещей. Ни однаиз них не претендовала на красоту или изящество, однако вес вместе они превращалиэту скромную комнату в уютную гостиную.

Миссис Маунтфорд, урожденная Пагетт, была коренастойдородной женщиной с темными волосами, посеребренными сединой. Ее сестра ЭдитПагетт оказалась женщиной высокой и стройной, без единого седого волоска, хотяей было уже около пятидесяти.

— Подумать только! — изумилась Эдит Пагетт. —Маленькая мисс Гвенни. Вы уж извините меня, мадам, что я вас так называю, но выменя захватили врасплох. Я помню, как вы прибегали ко мне на кухню,хорошенькая, как ангелочек, и просили: «Уинниз!» «Уинниз» — вы так называливиноград, а почему — я по сей день не знаю. Но хотели вы именно его, ну я вам идавала тот, что без косточек.

Гвенда пристально вглядывалась в открытое краснощекое лицо сголубыми глазами, но, как она ни старалась, не могла ничего вспомнить. Память —своенравная вещь.

— Я хотела бы вспомнить… — прошептала она.

— Вряд ли вам это удастся. Вы же в ту пору были совсемкрошечной. Сейчас, говорят, никто не хочет работать в семьях, где есть дети.Мне это непонятно. По-моему, вся жизнь дома — в детях. Готовка для них, ясноедело, прибавляет забот, но чаще это вина не ребенка, а бонны. И поднос с едойподавай, и то делай, и это… Вы помните Леони, миссис Гвенни? Что ж я опять…простите меня, миссис Рид.

— Леони? Она была моей няней?

— Да. Она приехала из Швейцарии и по-английски толкомне говорила. Чувствительная такая была. Чуть что ей Лили скажет — тут же вслезы. А Лили, Лили Абботт, работала у нас в ту пору горничной. Вела себядовольно нахально, да и серьезностью не отличалась. Она часто играла с вами. Вывсё от нее на лестнице прятались…

Гвенда невольно вздрогнула. Лестница…

— Я помню ее, — вдруг сказала она. — Оназавязала коту на шею бантик.

— Вот удивительно, что вы вспомнили о такой мелочи! Да,это было в день вашего рождения. Лили решила, что Томас должен ходить сбантиком, сняла ленточку с коробки шоколадных конфет и повязала ему на шею.Томас пришел в ярость, убежал в сад и терся там о кусты до тех пор, пока неизбавился от этого украшения. Кошки вообще не любят, когда над нимиподшучивают.

— Он был черно-белый, верно?

— Да-да. Бедный старый Томми. Он замечательно ловилмышей. Настоящий мышелов был. — Эдит Пагетт кашлянула. — Извинитеменя, мадам, я все болтаю и болтаю, но иной раз и прошлое неплохо помянуть. Вы,может быть, хотите меня о чем-то спросить?

— Мне нравится, как вы рассказываете о старыхвременах, — сказала Гвенда. — Ничего другого мне и не надо. Видители, я выросла у родственников в Новой Зеландии, и они, естественно, ничего незнали ни о моем отце, ни о моей мачехе. Она… она была хорошей, да?

— О, она очень любила вас. Она водила вас на пляж ииграла с вами в саду. Вы понимаете, она и сама была совсем молоденькой. Простодевочка, по правде говоря. Я часто думала, что ей эти игры доставляли не меньшеудовольствия, чем вам. Ведь, по сути дела, она была единственным ребенком. Еебрат, доктор Кеннеди, был намного старше ее и все время сидел за своимикнигами. Когда она в детстве приходила из школы домой, ей не с кем было играть…