– Нет! Это моя вещь, не смей ее трогать, а то сломаешь! – злобно крикнул я.

Монстр отпрянул, сжался и попятился. Ярость рассеялась, и я увидел маленького испуганного зверька. Мне стало стыдно за то, что выплеснул свой гнев на друга. Подобрав на полу маленькое зеркальце, я протянул его Атте.

– Эта камера – единственное, что осталось от моего отца. Я очень ею дорожу, – попытался объяснить я. – Понимаешь, я скучаю по нему. По отцу.

Атта подкрался ко мне, взял зеркальце, облизал его, прижал к себе – в точности так же, как я сейчас держал фотоаппарат.

– Отец? – Атта показал на камеру. – Там?

– Нет, – покачал я головой. – Там кадры.

– Кадры? – Атта нахмурился? – Еда?

Я улыбнулся и снова покачал головой.

– Кадры – это кусочки мира.

Я спрыгнул, порылся в столе и достал альбом. В нем я хранил лучшие из своих снимков. Атлас облачных монстров. Я протянул альбом монстру, полистал, показал на снимок, где по небу плыла черепаха, а на фото рядом дракон раскрыл пасть в попытке проглотить солнце.

– Я могу украсть у времени миг, – вспомнил я слова отца. – И когда я смотрю на эти кадры, то возвращаюсь в прошлое. Словно путешествую во времени.

– Ключ? – Атта поскреб лохматую грудь. – Макс нашел ключ?

– Можно и так сказать, – я убрал альбом на место. – Ключ к прошлому.

– Оп-па-а-сно! – заволновался Атта, и принялся тянуть себя за уши и нервно скреститься. – Слазень! Опа-а-а-сно!

Но успокоить монстра удалось, лишь отыскав в рюкзаке конфету.

Пока Атта чавкал ириску, я заправил кровать, все равно сон унесли вороны.

– Что есть отец? – неожиданно спросил монстр, выговорив каждое из слов потрясающе четко.

Атта уставился на меня огромными круглыми, как фары, глазами. Я почесал затылок и вздохнул.

– Отец – это отец. У детей есть родители. Они заботятся о детях.

Атта внимательно слушал мой сбивчивый рассказ о взрослых, о детях, об идеальной семье, об отце, которого я почти не знал…

– Понял? – закончив, спросил я.

– Да, – кивнул монстр и подытожил, – Макс – отец Атты.

– Нет, я тебе не отец! – выпалил я.

Краска прилила к корням волос, и я отчаянно замахал руками, пытаясь придумать, как лучше объяснить Атте сущность отцовства.

Монстр повесил уши, оттопырил нижнюю челюсть и вновь превратился в печальный лохматый комок.

– Ты мой друг, – ласково сказал я и ободряюще похлопал монстра по лохматой спине. – А это почти как брат. Семья.

Уши взметнулись вверх, улыбка оголила клыки, Атта привстал и со всего маху приложил меня своей когтистой лапищей по спине. Я так и охнул, чуть не свалившись с кровати. Ну и удар для зверька, что немногим больше кошки!

– Ты мой дррруг, – повторил Атта, тщательно выговаривая каждое слово. – Друг. Семья.

Монстр занес лапу для повторного братания, но я успел увернуться. Тогда Атта спрыгнул на пол, встал на задние лапы и неуклюже принялся вышагивать по восьмерке, как зверь в клетке. Он продолжал прижимать к себе блестящее зеркальце, временами заглядывая в него, стуча лапой, что-то высматривая и бормоча себе под нос.

Я изо всех сил пытался понять, что говорит монстр, но звуки сливались в единый поток, свистели, рычали, шипели. Тогда и я спустился на пол и, поймав маленького взволнованного монстра, развернул к себе и заглянул ему в мордочку:

– Что ты хочешь сказать, Атта?

– Надо спасать брат Атты, много брат…

– Откуда?

– Подвал! Замок! Ключ!

– Синяя дверь? – догадался я.

– Синяя! – радостно запрыгал Атта.

– А когда я вас спасу, что вы будете делать? – неуверенно спросил я, представляя, что выпущу из мрака целую ватагу ужасных существ.

– Жить. Вместе.

От сердца отлегло. В «жить» не было ничего дурного, особенно, если не жить дурно.

– И есть, – добавил монстр. – Много есть.

Ну да, действительно: каков вопрос – таков и ответ. Но если честно, стоило мне представить подвал, кишащий монстрами, как единственным, требующим спасения, я видел лишь себя. Но где-то глубоко, глубоко привязывал улыбку к ушам Безумный Макс, радуясь возможности вновь вернуться в мрачный и загадочный особняк.

Глава 12

Внутри и снаружи

Прошла неделя. Неделя без снов, без происшествий, без гостей. Тихая, вялая, однообразная, белесая, как молоко в стакане. Даже Атта куда-то исчез, и на третий день я начал сомневаться в том, что он был на самом деле. А к концу пятого я практически уверовал в то, что просто придумал себе друга, небольшое приключение и испугался теней за окном. Кэр примеряла дому новые шторы, я рассматривал и перебирал сокровища моего подвала, ища им новое применение. Мое упорство было вознаграждено новым старым велосипедом и парой серых мышей. Мышей я оставил в покое и даже подкормил, но об этом – тссс. Обычно взрослые не одобряют добрые поступки такого рода. А вот велик выглядел вполне сносно, внушительнее моего прежнего. И я решил вдохнуть в него жизнь! Перекрасив раму, накачав колеса и приладив катафот, я был жутко доволен. Гордо выкатив железного коня на улицу, я показал язык чумному гному в траве и предстал перед судом Кэр.

– Прекрасная реанимация, Макс! – мама улыбнулась. – Он у тебя объезженный?

– Это я и намерен выяснить, – засмеялся я в ответ.

– Ты, главное, будь осторожен! Если сломаешь шею, то меня выселят из этого чудесного дома. А я потратила последние наши деньги на портьеры.

– Ты всегда сможешь поиграть в Нормана Бейтса[15], – крикнул я в ответ, пуская велик в разгон.

– И когда ты успел свести знакомство с такими гнусными персонажами? – деланно возмутилась Кэр. – Тебе не кажется, что ты еще слишком мал для таких история?

– В самый раз, ма! – прокричал я, крутя педали. – В самый раз!

Лететь по дорожкам было чудесно. Даже не считая все ухабы и камушки. Грудь вновь наполнялась сладким воздухом диких прерий, предчувствием тайн и приключений. Я мчался на скрипучем драконе в неизвестность. Ведь иногда достаточно выйти из дома, чтобы избавиться от гнетущих стен. А дальше… Дальше само небо даст крылья!

В одиночестве есть свои плюсы. В этой глуши даже развалюха-велик был сутью и содержанием, а не оболочкой. Проедешь на таком в моем родном городе, и что? Я бы не успел даже выкатить его во двор, как весь квартал уже гудел бы об отбросах, обносках, металлоломе. А тут никому не было дела. Я не думал о том, как я выгляжу, не хотел казаться больше, чем есть. Я просто был