Для сторонних наблюдателей дальнейшее оказалось скрыто поплывшей по берегу пеленой белесого тумана. Когда дымка развеялась, только волчьи глаза могли разглядеть в сгущающейся ночи глыбу мрака с угасающими звездами венца. А когда тусклое сияние совсем померкло, волкодлаку словно пеплом в глаза сыпануло — такой плотной стала тьма на несколько мгновений. Он помотал головой, преодолевая нестерпимое, чисто человеческое желание протереть глаза.

Зато слуху ничто не мешало. До ушей донесся тихий стон, потом протяжный вздох ветра и хриплое:

— Нельзя. Я должен сам.

Еще один небывалый, всепроникающий, протяжный звук, словно сама земля тяжко вздохнула, и тьма схлынула, как морская вода.

Оборотень проморгался, наконец, и увидел совершенно пустой, на первый взгляд, берег. Исчез Зан-о-Мьирр, бесследно пропали тела его свиты. Даже покалеченных и мокрых ворон что-то не видно, душу отвести не на ком.

Недоверчивый оборотень полежал, не шевелясь, прислушиваясь. Ни звука. Тогда он поднялся и замер, едва сдержав разочарованный вой.

Тело Сатарфа — уже привычных, а не исполинских размеров — неподвижно лежало на спине, раскинув руки, словно демон пытался взлететь в последний раз. Грудь не вздымалась, единственный уцелевший глаз смотрел в небеса, не мигая.

— Помер ведь. Ох ты ж, волчья ягода в сад! Помер! Что ж ты так, а? — Волкодлак судорожно сглотнул, не веря глазам.

Выждав еще минуту — не моргнет ли труп? — волчара приблизился, обнюхал лежащего — пахло кровью, болью и смертью — и, не удержавшись, лизнул щеку когда-то грозного повелителя Тьмы и Теней. И тут же взвизгнул, закашлялся, судорожно пытаясь сплюнуть попавший в пасть и мгновенно впитавшийся яд. Нюх подвел лохматого полузверя. То, что он принял за черную грязь, пахнувшую землей и потом, оказалось каплями крови высшего демона.

— Зря ты это сделал, — хрипло сказал «труп», прикрывая веко здорового глаза. — Ты же слышал, что я говорил о моей власти над кровью. И не отпирайся, я давно заметил тебя. Это ведь ты меня вытащил из воды?

Оборотень, едва справившийся с приступом кашля, кивнул.

— Зачем ты шел за мной? — голос бывшего владыки был полон неприязни. — Вряд ли для того, чтобы напасть, иначе давно бы попытался. Зачем следил?

Волкодлак пришел в себя, отвернул морду с независимым видом. Не скажу, мол, хоть пытай.

— Я жду, — мягко сказал Сатарф, приподнявшись на локтях. — Кто тебя отправил? Неужели Эльда?

Хвост оборотня нервно дернулся, а лицо не-владыки озарилось улыбкой.

— Эльда, значит. Я так понимаю, бесполезно приказывать тебе убираться восвояси? В лучшем случае уберешься с глаз, но продолжишь слежку?

Волк скорбно кивнул.

— А теперь подумай, мохнатая башка, если у тебя есть мозг, почему я не пользуюсь тропой теней, чтобы облегчить себе путь и шагнуть к самой границе? — жестко спросил Сатарф, резко поднимаясь на ноги. Слишком резко. Ослабленное тело покачнулось и завалилось, оборотень едва успел подставить загривок и принять на себя немаленький вес демона. — Потому что я должен идти сам, без чьей бы то ни было помощи, — успел сказать Сатарф прежде, чем тьма укрыла его сознание. Слишком много сил отняло у него противостояние с Великой Тенью вампирского клана, уже за гранью возможного.

Оборотень лег и осторожно перекатил демона на холодную почву, подгреб лапами пожухлую сухую траву с одного бока, с другого улегся сам, да еще и беззастенчиво положил мощную лапу на владыку Тьмы в отставке. У демонов, конечно, жаркая кровь, но морозы ночью вполне зимние, не простыл бы. Что он тогда скажет царице?

Он лежал тихо, не боясь никаких вампирских патрулей: не до нарушителей границ неупокоенным, если они нового князя выбирают. Смотрел на луну, царившую в безоблачном небе, и размышлял над словами Сатарфа. Без помощи, ишь. Драконы Смерти за каждый миг спросят, так зачем становиться былинкой, которая может перевесить чашу весов? Оборотень и не помогает, еще чего. Так просто лежит, имеет право где угодно валяться, так почему бы и не под боком у бывшего врага? Кто ж знал, что выбранная волкодлаками царица, в честном бою завоевавшая право возглавить стаю, отдаст сердце и жизнь злейшему и ненавистному врагу волчьего племени? А стая всегда идет за вожаком.

Сатарф очнулся незадолго до полуночи. Резко сел, скинув с себя мохнатую лапу задремавшего надзирателя.

— Ты обнаглел, парень, — несмотря на грозный тон, в голосе демона проскользнула смешинка.

— Действительно, курам на смех: оборотень не перегрыз горло вчерашнему врагу, а с собачьей преданностью охраняет сон. Тьфу. Самому противно, — проворчал волкодлак. — И какой я тебе парень? Седины не видишь? Ты одноглазый, да не слепой.

— Как тебя зовут? — «одноглазого» демон пропустил мимо ушей.

— Никак не зовут.

— Тогда получишь кличку, если имени нет. Ворчун — вполне подойдет.

Оборотень досадливо рыкнул, но имени не назвал. Имя — это святое, а всякие там темные властелины недостойны приобщиться к святости.

— Теперь слушай меня внимательно, Ворчун. — Сатарф запустил пальцы в густую шерсть волчьего загривка, рывком разворачивая его морду и заглядывая пронзительно-синим оком в рыжие глаза. — Ты сейчас уйдешь обратно — к той, которая тебя отправила за мной. И передашь, что план с «наживкой» неприемлем. Не перебивай, — повелительно оборвал он трепыхание зверя, — просто слушай и запоминай. Это очень важно. Раз убийца до сих пор не клюнул на подсадную утку, значит, он прекрасно осведомлен о ее роли, возможностях и планах. Следовательно, прежний план лунных не имеет смысла, надо его немедленно менять на запасной.

— Какой план? — Волк попытался вывернуться из железной хватки, но понял, что проще остаться без шкуры.

— Меньше знаешь, дольше живешь, Ворчун. Просто передай мои слова. И позаботься, чтобы никто не услышал, кроме царицы. Предатель среди сельо. Кто-то из самых посвященных. Пусть присмотрится к Верховной. Я почти уверен, что она — сообщница убийцы.

— Вот сам и передай, крюк-то небольшой.

Сатарф отрицательно качнул головой, вздохнул совсем не по-повелительски.

— Не могу. Ритуал начался с первого шага по дороге в горы Смерти. Нельзя прерывать. Второй попытки не бывает.

Оборотень поднял морду к луне, но неимоверным усилием подавил позыв взвыть от отчаянья.

— Так ты и не прервешь, демон. Ты чуть задержишься в пути, делов-то. Вон, драка же тебя задержала.

— Это небольшое испытание, а не задержка. — Сатарф при ближайшем знакомстве оказался на диво терпелив. Или просто у него сил на злость не осталось.

И волкодлак рискнул еще чуть-чуть продвинуться за черту дозволенного, вдруг получится? Но на всякий случай отошел на пару шагов к реке, готовый сорваться во всю прыть.

— Я передам, не вопрос. Но в обмен на то, что ты сейчас тоже меня выслушаешь.