Ни восторг Лилии, ни смущение Короля не доставили Сколу удовольствия, о котором он мечтал. Бремя новых знаний не позволяло радоваться.

– Я прочитал три. И половину четвертой.

– Потрясающе! – воскликнула Снежинка. – Почему ты раньше не сказал?

– Я думала, это невозможно, – добавила Воробейка.

– Поздравляю, Скол. – Король достал трубку. – Это серьезный успех, даже с учетом статьи. Ты поставил меня на место. – Он смотрел на трубку, прочищая чубук. – Выяснил что-нибудь стоящее?

– Да. Многое из того, что нам говорят, правда. Насилие, преступления, глупость и голод существовали на самом деле. Замки на каждой двери, почитание флага, границы между странами – все верно. Дети ждали смерти родителей, чтобы унаследовать деньги. Фантастически нерационально использовались людские и материальные ресурсы. – Он посмотрел на Лилию, долгожданный подарок которой таял на глазах, и ободряюще улыбнулся. – При всем этом товарищи сильнее чувствовали и были счастливее. Шли, куда вздумается, делали, что хотели, «зарабатывали», «владели» вещами, выбирали – все время выбирали – и оттого жили более полной жизнью, чем мы сейчас.

Король потянулся к табаку.

– То, чего ты более-менее и ожидал, так?

– Более-менее. Но есть еще кое-что.

– Да говори уже! – попросила Снежинка.

Глядя на Короля, Скол произнес:

– Тихоня не должна была умереть.

На него устремились все взгляды.

– О чем ты? – проговорил Король, пальцы которого перестали набивать трубку.

– А вы не знаете?

– Нет. Не понимаю.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Лилия.

– Так-таки не знаете? – повторил Скол.

– Нет. О чем ты? В доунификационных книгах пишется о Тихоне?

– Продолжительность жизни в шестьдесят два года – совсем не чудо химиотерапии, селекции и макси-кейков. Пигмеи в экваториальных лесах, чье существование было тяжелым даже по тогдашним меркам, доживали до пятидесяти пяти и шестидесяти. Товарищ по имени Горио, в начале девятнадцатого века, умер в семьдесят три, и это не было чем-то экстраординарным. Люди жили до восьмидесяти с лишним и даже девяноста!

– Невозможно, – возразил Король. – Тело столько не выдержит. Сердце, легкие…

– В книге, которую я сейчас читаю, 1991 год. У одного товарища там искусственное сердце. Он заплатил врачам, и они поставили его взамен настоящего.

– О, ради… Ты уверен, что понимаешь этот Frandaze?

– Francais. – Да, абсолютно. Шестьдесят два – не долгая жизнь, а относительно короткая.

– А мы умираем в шестьдесят два, – пролепетала Воробейка. – Почему? Если не должны?

– Мы не умираем… – промолвила Лилия и обратила взгляд на Короля.

– Вот именно, – подтвердил Скол. – Мы не умираем сами. Нас заставляет Уни. Он запрограммирован на рентабельность, рентабельность и еще раз рентабельность. Он просканировал все данные в блоках памяти – кстати, не тех игрушечных розовых кубиках, которые вы видели, если ходили на экскурсию, а безобразных стальных чудовищах – и вычислил, что шестьдесят два – оптимальный возраст для смерти. Не шестьдесят один и не шестьдесят три. Это дешевле, чем возиться с искусственными сердцами. И если шестьдесят два отнюдь не долголетие, которого мы по великой своей удаче достигли, – а это не так, я знаю, – то остается единственный логический вывод. Нам готовят профессиональную смену, и мы отчаливаем, на несколько месяцев раньше или позже, чтобы не вызывать подозрений чрезмерной точностью, – на случай если найдется кто-то достаточно больной и способный на сомнения.

– Вуд, Уэй, Иисус и Маркс, – пробормотала Снежинка.

– Да, особенно Вуд и Уэй.

– Король, что ты молчишь? – обратилась к нему Лилия.

– Я в шоке. Теперь я понимаю, Скол, почему ты думал, что я знаю. – Он обернулся к Снежинке и Воробейке. – Ему известно, что я химиотерапевт.

– А вы в самом деле не в курсе? – спросил Скол.

– Нет.

– В аппаратах для терапии есть яд? Да или нет? Это вы должны знать!

– Полегче на поворотах, брат, я все-таки тебя старше. Как такового яда нет, однако практически любой компонент в больших дозах может привести к летальному исходу.

– И вам неизвестно, какую дозировку получают товарищи в шестьдесят два?

– Дозировка определяется импульсами, которые идут непосредственно от Уни в кабинку, и отследить их нет никакой возможности. Конечно, я могу спросить Уни, из чего состояла или будет состоять конкретная терапия, однако, если то, что ты говоришь, правда, он мне солжет, так ведь?

Скол втянул воздух и выдохнул.

– Да.

– Когда товарищ умирает, симптомы похожи на старость? – спросила Лилия.

– Так меня учили. Хотя они вполне могут быть признаками чего-то совершенно иного. – Король посмотрел на Скола. – Ты нашел какие-нибудь книги по медицине на этом языке?

– Нет.

Король открыл большим пальцем крышку зажигалки.

– Да, это возможно. Вполне возможно… Мне и в голову не приходило… Товарищи умирают в шестьдесят два. Когда-то жили меньше, в будущем продолжительность жизни увеличится; у нас два глаза, два уха, один нос. Аксиомы. – Он чиркнул колесиком зажигалки и поднес ее к трубке.

– Все так. Я уверена, – промолвила Лилия. – Это логический итог идей Вуда и Уэя. Контролируй жизнь – и в конце концов дойдешь до того, чтобы контролировать смерть.

– Какой кошмар, – прошептала Воробейка. – Хорошо, что Леопард не слышит. Представляете, каково бы ему было? Не только из-за Тихони. Он ведь тоже, со дня на день… Нельзя ничего ему говорить, пусть думает, что все происходит естественно.

Снежинка вперила в Скола холодный взгляд.

– Зачем ты нам сказал?

– Чтобы мы ощутили печальное счастье. Или счастливую печаль, а, Скол? – ответил за него Король.

– Я думал, вы захотите знать.

– На кой ляд? – бросила Снежинка. – Что мы можем сделать? Пожаловаться наставникам?

– Я вам скажу. Надо набрать больше членов в группу.

– Да! – воскликнула Лилия.

– И где мы их возьмем? – осведомился Король. – Начнем хватать Карлов и Мэри прямо с улицы?!

– Хотите сказать, вы не можете на работе сделать распечатку местных товарищей с нетипичными склонностями?

– Без веской причины – нет, не могу. Один неверный шаг, брат, и меня самого будут обследовать, что, кстати, повлечет и твой повторный осмотр.

– Ненормалы есть, – сказала Воробейка. – Кто-то же пишет на стенах «долой Уни».

– Нужен какой-то знак, чтобы они смогли на нас выйти, – предложил Скол.