Усилиями хирургов и стоматологов что-то, конечно, сделали для приближения к былому облику, но подбородку прежней формы не вернули. Срезанность подбородка и утрата медальных, монетных черт лица искажали внешность непоправимо, но живостью разговора и выражением глаз он в хорошие минуты напоминал себя прежнего — осенью он уже появился на людях. И пытался держаться браво.

Конечно, после тяжелой мозговой травмы опасались за его рассудок. Когда лежал в больнице, навещавшим приятелям иногда казалось, что он заговаривается — просит, например, принести ему плавки: он на пляж собрался… И все же внешне оклемался он быстрее, чем можно было предполагать. И, повторяю, не позволял себе уныния. Делал, во всяком случае, вид, что не отчаялся, что все поправимо. Среди солнечных отпечатков осени шестьдесят восьмого года в памяти моей и день, когда мы мчимся вдоль Суворовского бульвара на машине моего приятеля Авдеенко, а из поравнявшейся с нами машины — приветственные сигналы и мы видим в ней смеющегося Воронина с женой Валей, а за рулем Рубен Петросов, чья мама делала Валерию новые челюсти. Мы останавливаемся — разговор о том, что они сейчас едут в институт физкультуры, который, наконец-то, у Воронина выдалось время закончить.

Сезон шестьдесят восьмого в тренерской карьере Валентина Иванова — один из лучших, причем первый из проведенных им в новом качестве от начала и до конца. Он нашел хорошего помощника в лице Бориса Батанова. Интересно проходят тренировки с участием молодых наставников… Обычно потерявший место в сборной большой футболист понимает, что карьера его завершена — и он доигрывает. Но беззлобный Стрельцов оказался задетым таким к себе отношением предупрежденного им Якушина. Вообще-то нередко его лучшие игры бывали реакцией на обиды. Когда Маслов работал с киевлянами, он обычно предупреждал подопечных: «Не злите Стрельцова». Они его как-то — году, по-моему, в шестьдесят шестом — не послушались и поплатились двумя голами подряд… Вторую половину сезона шестьдесят восьмого Эдуард провел в свою истинную силу — и «Торпедо» ему во многом обязано и третьим призовым местом в чемпионате и кубковой победе, когда «Пахтакор» в финале уперся и в торпедовской атаке все стопорилось, но Эдик «фирменно» своей пяткой вывел Савченко на удар прямо перед воротами…

Поздно осенью Валентин Иванов отмечал в ресторане свой тридцать четвертый день рождения. Назавтра праздник продолжался у него дома на Ленинском проспекте — приехал Воронин с Валей, ожидали, что «подгребет» и Стрельцов. В разговоре за столом само собой подразумевалось, что с лечением вот-вот будет покончено — и нет сомнений, что футбольная карьера продолжится. В газетном интервью — их тогда публиковалось неизмеримо меньше, чем сейчас, — Воронин, отбросив суеверия, заявлял, что думает о мировом чемпионате семидесятого года.

Весной шестьдесят девятого года мы с Аликом Марьямовым оказались командированными в Ташкент, когда «Торпедо» приехало туда играть с «Пахтакором». Якушин снова работал с узбекской командой. Мы стояли возле гостиницы «Ташкент» с торпедовскими игроками. Якушин с очень красным лицом сошел со ступеньки автобуса — и командирским тоном окликнул Пахомова: сказал ему, где будут играть дубли. Воронин уже начал выступать за дубль — и мы с Марьямовым, конечно, поехали посмотреть, как он играет…

В Ташкенте Валерий подчеркнуто держался, как игрок дубля — в стороне от лидеров, в тени. Сторонился, причем, и Стрельцова, и старшего тренера Иванова. Ходил с толстой книжкой жизнеописания Жорж Санд — видно, что было ему все равно, что сейчас читать, лишь бы от ненужных мыслей отвлекало.

Погасший было интерес к игре возбудился в нем с позабытой, казалось бы, силой.

Он чем-то напоминал мне того Валерия Воронина, которого я впервые увидел в Мячково. Ничего, кроме предстоящего матча, его, как и тогда, не занимало. Но в нынешней сосредоточенности проглядывало что-то и беспомощное. Не верилось, что снова он обретет кураж.

В день торпедовского приезда собрались вечером в номере у Валентина Козьмича. Администратор Каменский, Горохов (Батанова отправили в Алма-Ату смотреть соперников в следующем туре) и мы с Марьямовым. Пили коньяк под жареную рыбу из буфета. А я думал, что где-то там Воронин среди молодых резервистов готовится к матчу, где должен доказывать свое право оставаться в футболе…

Иванов никаких предположений о дальнейшей судьбе Воронина вслух не высказывал. А вот второй тренер — старик Горохов — своих сомнений в будущем Валерия не скрывал. Владимир Иванович считал, что нечего и пробовать выходить ему на большое поле, все равно из этого ничего не получится. Воронин не способен больше к максимальному усилию — прыжку, рывку. «И главное, — настаивал Горохов, — не вижу я у Валеры умных его глаз…»

Никто никогда не сомневался, что жизнь Валерия Воронина в футболе будет предельно долгой. В крайнем случае станет в ворота.

В игре за дубль Валерий гол забил — не тот необходимый, решающий или «дежурный» воронинский гол, а вялый, едва переползший линию ворот мяч закатил. Но как же мы — те, кто ждал, что он вопреки всему еще войдет в игру, — радовались этому невзрачному взятию ворот. Я даже в местной физкультурной газетке поместил — с помощью собкора «Советского спорта» Эдика Акопова — специальную заметку, посвященную возвращению в большой футбол Валерия Воронина.

Тем не менее, в конце сезона Валерий Воронин появился в основном составе «Торпедо» (Иванов нашел ему место, чтобы сыграл он на «свободных мячах»).

И опять он гол забил.

Я записал его рассказ об этом: «Выходим на поле — и я оказываюсь рядом с Яшиным (торпедовцы встречались с московским «Динамо»), он говорит: «Ну ладно, Валера, так и быть — один я от тебя пропущу, а больше не могу…» Ну не в Левиных привычках так шутить, просто я, наверное, слишком был растерянный, захотел он меня чем-нибудь разрядить. И мне бы рано после того, как столько не играл и нет никакой ясности о моей дальнейшей судьбе, думать о непосредственной дуэли с Яшиным, а какое-то озорство уже вошло в подсознание. И когда назначили штрафной удар, напросился пробить: знаем же друг друга насквозь, — где, как не против Яшина, себя проверить? Выстроилась стенка. Яшин стоял в углу ближе к Южной трибуне, а я закрутил над Валерой Масловым к Северной, перехитрил. И после забитого гола решил еще раз искусить судьбу, снова взялся бить штрафной — пробил сильно в верхний угол. Но второй раз не обманешь — угадал и в броске вытащил из «девятки».

Но даже гол Яшину ничего уже в судьбе Воронина не переменил.

И, грустно думать, отнял, может быть, ту часть здоровья, что пригодилась бы ему в дальнейшей жизни, — ну не сам, разумеется, гол, а подготовка к сезону, тщета ожиданий…

Грустно и то, что кратковременный кураж обманчивого возвращения в футбол немедленно погнал Воронина в лабиринт давно отпразднованного.