одной из главных составных частей в психоанализ. Заслуги Фрейда перед наукой очень велики, но велики и его ошибки.

Здесь незачем излагать всё учение Фреда целиком, да такая задача и чересчур сложна. Из изложения теории сновидений будут видны и положительные стороны психоанализа, и его основные заблуждения и преувеличения. Фрейд не испугался видимой нелепости, бессвязности сновидений. Явное содержание сновидений было для него не более чем ширмой, особым ребусом или шифровкой, за которой скрывается настоящее его содержание или «латентные мысли» сновидения. Такой взгляд на сновидения вытекал из фрейдовского учения о бессознательном. Мы уже говорили о бессознательном. Психическая деятельность для Фрейда отнюдь не исчерпывалась содержанием сознания. Последнему он противопоставлял область бессознательного. Бессознательное – это неприемлемые, запретные желания, вытесняемые с раннего детства из сознания. Происхождение их, по Фрейду, связано почти исключительно с половым влечением. Именно в невероятном раздувании роли полового влечения и заключается основная ошибка Фрейда (потом на неё нагромоздилось много дополнительных ошибок). Вытесненные влечения из бессознательного постоянно стремятся прорваться обратно в сознание. Во время сна мешающая им «цензура» ослабевает. «Дневные остатки», то есть различные неосуществлённые за день желания, соединяются с бессознательными влечениями, обогащаются за их счёт энергией и вступают в борьбу с «цензурой». Это и есть скрытые, то есть настоящие мысли сновидения. Но «цензура» не пропускает их в сознание в неизменённом виде: она подвергает их переделке, искажению. Фрейд даже говорил об особой «работе» сновидений. Он описал различные приёмы искажения. Благодаря сгущению несколько образов или мыслей оказываются соединёнными вместе (многие знают это сгущение по самонаблюдению: не то заяц, не то я сам плыву по реке, но одновременно нахожусь в комнате и т. д.). Вследствие «сдвига» самая важная часть скрытых мыслей оказывается второстепенной в явном содержании, и наоборот.

Очень большую роль Фред отводит символике сновидений, то есть замещению одного представления, одного образа другим, который имеет с ним отдалённое сходство или что-то общее. Так, фигура, тело человека предстаёт в сновидениях в виде дома, дети – в виде маленьких зверьков, нагота – в виде форменной одежды. Фрейд утверждал, что особенно большое число символов существует для изображения половых органов. Так, палки, зонтики, ножи, кинжалы, револьвер, грубы, галстуки, ключи – это всё мужские символы. Коробки, сумка, чемодан, печь, замок, церковь и т. д. – женские…

Фрейд предложил и специальную технику, чтобы добраться до настоящего смысла сновидения, скрытого за его внешним фасадом. Нужно обратиться за помощью к человеку, видевшему сон. Сам того не зная, он обладает знанием этого смысла. Нужно лишь терпеливо выслушать все мысли, которые свободно придут ему в голову по поводу отдельных частей – элементов сновидения, и затем сопоставить их («метод свободных ассоциаций»)… Знакомство с этими скрытыми мыслями и дало Фрейду право ответить на вопрос об авторе или режиссёре сновидений.

Движущей силой, создающей сновидения, являются желания: сновидения – исполнение желаний. Это утверждение Фрейд поддерживал, несмотря на все возражения и указания на существование кошмарных, неприятных сновидений. Ведь желания идут от бессознательного, для сознания они и должны быть неприятны, их исполнение и может вызывать страх.

Наше изложение психоаналитической теории сновидений очень сжато, не охватывает различных подробностей. Фред дал очень много для понимания этого, как казалось долгое время, отброса душевной жизни. Сновидения, как и бодрственные мысли, оказались отнюдь не бессмысленными, но детерминированными, имеющими определённый смысл. Можно сказать, что Фрейд открыл дорогу в большую область психической деятельности, о которой до него имели лишь смутное представление. Значительная часть механизмов, указанных Фрейдом, действительно существует в сновидном мышлении, в том числе и символика.

Но в учении Фрейда было и много ошибочного. Фрейд был психологом, а о последнем И.П. Павлов говорил следующее: «Психолог, так недавно обособившийся от философа, ещё не совсем отрешился от пристрастия к философскому приёму дедукции, от чисто логической работы, не проверяющей каждый шаг мысли согласием с действительностью». Построенное З. Фрейдом учение производит большое впечатление своей стройностью, но оно слишком стройно и схематично. Произвольно в нём не только преувеличенное значение, приписанное половому влечению. Само бессознательное, враждебное сознанию, оказывается как бы подновлённым, модернизированным дьяволом, знакомым нам уже по воззрениям дикарей. Современный человек является, по Фрейду, таким же «одержимым», как его далёкие предки. А что это за хитроумная «цензура», проделывающая столько сложную работу, чтобы приукрасить дьявола, приодеть его в приличные одежды?

Фрейда напрасно обвиняли в пансексуализме, то есть в склонности повсюду видеть проявления полового влечения. Самоё влечение было для него только слепой, страшной силой, идущей из самых глубин организма. Организм же, которым оно повелевало, оказывался замкнутым в себе, оторванным от среды. Он был лишён всех сознательных отношений личности к окружающему миру. На самом же деле влечение человека бывает, прежде всего, направлено на другого человека. Поэтому оно включается во всю сознательную жизнь личности, и наоборот – личность участвует в нём. Сексуальное влечение – лишь одна из потребностей, лежащих в основе человеческой деятельности, – представляется у современников наших как человеческая любовь.

Значит ли это, что не существует конфликтов, столкновений мотивов деятельности, внутренней борьбы, тяжёлых страданий? Нет, они существуют, но они могут и должны получить объяснение не по схеме Фрейда.

Фрейд, будучи современником Павлова, не знал, по-видимому, физиологии высшей нервной деятельности; во всяком случае, не пытался воспользоваться её достижениями. Иван Петрович Фрейда знал хорошо и даже, как сам он заявлял, «кое-что от него подцепил».

Настоящее объяснение сновидений возможно только на основе учения Павлова, но о нём мы скажем дальше, пока же приведём несколько примеров.

Первые сновидения принадлежат двадцатитрёхлетней девушке, студентке университета. Она обратилась за помощью по поводу головных болей, которые не поддавались никакому лечению. Головные боли эти появлялись после пятиминутного чтения, хотя слушать лекции, сидеть в кино или в театре она могла часами, могла даже подолгу заниматься с другими студентами, объяснять им что-либо, особенно если это был мужчина-студент да «подубоватее». Девушка она была способная, недурна собой. Бросалась в глаза присущая ей смесь застенчивости с неловкой развязностью. Студентка, как и Лена, собиралась выйти замуж, но об этой стороне своей жизни она сообщила мне очень поздно. Сновидения опередили её сознание и показали, что решение давалось ей нелегко, ценой большой борьбы.

Вот одно из сновидений, сообщённых ею в период, когда она стала делаться более откровенной.

«У меня на привязи несколько животных – не то лошадей молодых, не то телят. Еле удерживаю их на верёвке. Они временами набрасываются на меня, и я с трудом от них отбиваюсь. Выбираем дорогу подальше от трамваев и лошадей».

Низшее влечение в образе