Мы организовали регулярное служение по восточному обряду во французской церкви в субботу вечером и в канун праздников — вечерню и заутреню, а по воскресеньям и в основные праздники — литургию с толкованием Евангелия. Я служил каждое воскресенье по латинскому обряду в приходской церкви и по восточному обряду — во французской. Здесь количество присутствующих мало-помалу увеличивалось.

В Одессе было значительное число католиков, перешедших из православия, которым никогда не говорили, что они, перейдя в католичество, могут посещать службу по восточному обряду. Я постарался довести это до их сознания, что было полезно для объединения и само по себе справедливо. Они посещали богослужения по восточному обряду и по западному обряду, тем самым показывая разобщенному миру, как можно создать единство веры при различии обрядов. Учитывая важность такого подхода, мы решили построить во французской церквушке иконостас. С другой стороны, нужно было сохранить вид алтаря для латинского обряда, который был основным в маленькой церкви, поскольку французская колония считала ее своим храмом.

Так возникла идея построить передвижной и складной иконостас. Наш арест остановил работу на полпути.

Итак, сотрудничество с нашим коллегой, перешедшим из православия, и его деятельность, пусть и в скромной роли псаломщика, вели к успеху нашего миссионерства среди православных. В последние месяцы очень полезной была и его борьба с советской «Церковью». Отец А., конечно в мирской одежде, посещал православные храмы[61] и, не привлекая к себе внимания, мог слушать проповеди и дискуссии и потом пересказывать нам все обвинения и клеветнические измышления против Папы и нас, которые высказывались в этих храмах.

Он первым среди нас, католических священников, попал в лапы НКВД. Арест не был для него неожиданным ударом, он предчувствовал его. Помню, последние недели он часто применял к себе слова, сказанные Господом ев. Петру: «Когда ты был молод, ты сам подпоясывался и шел, куда хотел; но когда ты состаришься, то протянешь руки, и другой подпояшет тебя и поведет туда, куда ты не захочешь». Перед советским правосудием отец А. произнес достойные слова о Католической Церкви. Поскольку на допросе его спрашивали и обо мне, незадолго до конца следствия мне показали эту часть протокола. После вопроса об отношениях со мной[62] стоял вопрос: «Как вы решились изменить Родине, примкнув к Римскому Папе?» Затем следовал ответ: «Я был убежден, что спасение религии в нашей стране возможно только с помощью Римско-Католической Церкви»[63].

В середине осени 1944 года через Одессу на родину везли бывших ссыльных стариков, женщин и детей, которых отправили в Сибирь и на Север сразу после того, как СССР завладел территориями Восточной Польши и Западной Украины, вонзив нож в спину Польше, на которую напал Гитлер. Прибыв в Одессу, ссыльные отправили посланцев к настоятелю католического прихода с просьбой окрестить их детей. Я пошел к ним. В железнодорожном тупике стояло четыре-пять вагонов для скота, открытых сверху. Вокруг толпилось человек двести, несчастные больше походили на цыганский табор, чем на польских и украинских граждан; среди них было немало евреев.

Мне рассказали, что в ссылку отправили и много мужчин. Теперь их всего-то горстка, самые хворые и старики. Молодежь и взрослые либо остались в Сибири (в основном под землей), либо их отправили в армию. Рассказывали про голод и холод, про то, как настрадались за четыре-пять лет ссылки. За что их сослали? Этого они не знали. Окрестить надо было человек тридцать. Я разделил крещаемых на две группы, поляков окрестил по латинскому обряду; украинцев окрестил и помазал по восточному обряду.

Тогда эти страдальцы были счастливы, что возвращаются домой, но там им пришлось узреть еще большие бедствия, чем раньше, когда большевики взялись за дело, чувствуя себя победителями и в полной безопасности.

Коммунисты превратили похороны в СССР в бездушную процедуру (исключения делаются только для своих «великих»). Но христиане по возможности сохраняют прекрасные старые традиции: за катафалком идет много народу, открытый до самого кладбища гроб убран кружевом и бахромой, засыпан цветами. К сожалению, священник, если он есть, так перегружен, что не может сопровождать процессию, но он благословляет горсть земли, которою посыпают покойного, опуская в могилу.

В День усопших 1944 года мы отправились на дальнее кладбище Одессы и там совершили по просьбе наших верующих необходимые заупокойные обряды. Что касается похорон в Одессе, то один случай запомнился мне особенно: умерла одна старая незамужняя прихожанка нашего храма. Когда умирает незамужняя, похороны и процессия должны быть особенно торжественными. Покойную одели в великолепное платье, которое было сшито заранее и отложено для похорон. Вдруг по окончании отпевания при последнем лобзании две прихожанки, вынув большие ножницы, начинают резать платье в длину, снизу доверху. В одну минуту прекрасное одеяние оказалось искромсано. «Что это? В чем смысл этого обряда?» — спрашиваю я в полном недоумении. Мне объясняют, что никакого мистического смысла в этой церемонии нет, она нужна, чтобы отбить у воров желание выкрасть одежду из могилы. Из тех же соображений, то есть оберегая могильный покой, никто в этой счастливой Стране Советов не вздумает хоронить усопшего с золотыми коронками.

Вслед за советскими войсками в Одессу для управления епархией прибыл православный священник-монах: его направил патриарх Московский Сергий[64]. Я сразу же постарался установить контакт с духовным посланником советской столицы: мне действительно было очень любопытно посмотреть, какой дух царит среди священнослужителей этой, уже столько лет угнетенной Церкви.

Наступил новый и решающий момент, который позволял сделать прогнозы на будущее и понять, осуществятся ли Фа- тимские обетования относительно обращения России или нет. Тот факт, что снова открывались церкви, не давал еще права говорить об обращении России. Например, было известно, что церковная иерархия существовала и до войны, но она позорно скомпрометировала себя сотрудничеством с коммунистами. Более того, когда я был военным капелланом на Украине, я слышал, что вскоре после раздела Польши между Гитлером и Сталиным на территории, оккупированной советскими войсками, появились некоторые агенты НКВД, переодетые епископами.