Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И потом, мне всегда казалось, что те, которые про нихрассказывали, просто врут. Однажды к нам в воскресную школу явился одинчеловек, принес картинку, на которой были нарисованы пирамиды, и сказал, чтосамая большая пирамида занимает тринадцать акров, а высотой она почти в пятьсотфутов – настоящая крутая гора, сложенная из каменных глыб величиной в большойкомод, которые лежат ровными слоями, вроде ступенек лестницы. Понимаете,тринадцать акров под одно строение! Ведь это же целая ферма. Если б это было нев воскресной школе, я бы подумал, что он врет, и когда я оттуда вышел, я так ирешил. Он еще говорил, что в пирамиде есть дыра и что в нее можно войти сосвечкой, а потом подняться наверх по длинному покатому тоннелю и наконецпопасть в большую комнату в самом брюхе этой каменной горы, а там ты найдешьбольшой каменный ящик, в котором лежит царь, и ему четыре тысячи лет. Я тогдасказал себе, что если он не врет, то я съем этого царя, когда его оттудавытащат. Ведь даже Мафусалим не был такой старый, по крайней мере никто этогоне утверждает.
Когда мы подлетели ближе, то увидели, что желтый песок разомкончается, словно одеяло, и что к нему вплотную прилегает широкая ярко-зеленаяполоса, а по ней змейкой вьется какая-то лента. Том сказал, что это Нил. Тут уменя сердце снова екнуло, потому что про Нил я тоже никогда не верил, что он насамом деле существует. Я вам точно говорю: если вы пролетели добрых три тысячимиль над желтым песком, который так трепещет от жары, что прямо слезы из глазтекут, когда на него смотришь, и если вы к тому же летели несколько дней подряди наконец увидели зеленую землю, то вам покажется, будто вы попали домой илипрямо в рай, и у вас снова слезы из глаз потекут. Вот так было и со мной и сДжимом.
А когда до Джима дошло, что он смотрит на землю египетскую,то он ни за что не хотел въезжать в нее стоя. Он опустился на колени и снялшляпу. Не подобает, мол, несчастному, смиренному негру иначе вступать туда, гдежили такие люди, как Моисей, Иосиф, Фараон [13] и другие пророки. Джим былпресвитерианином и питал глубочайшее уважение к Моисею, который, как он сказал,тоже был пресвитерианином. Джим ужасно разволновался и произнес:
– Это земля египетская, земля египетская, и я удостоенузреть ее своими собственными глазами! И это та самая река, котораяпревратилась в кровь [14], и я гляжу на ту самую землю, на которой были моровыеязвы, и вши, и жабы, и саранча, и град; на ту самую землю египетскую, гдемазали кровью дверные косяки и где ангел божий поразил всех первенцев! СтарыйДжим недостоин дожить до этого дня.
Сказав все это, он совсем размяк и зарыдал от благодарности.У них с Томом нашлось о чем поговорить! Джим страшно волновался из-за того, чтоэта земля так полна историей: тут и Иосиф с братьями, и Моисей в камышах, иИаков, который явился в Египет покупать зерно, и серебряная чаша в мешке, итому подобные занятные вещи. Том тоже волновался, потому что эта земля полнаисторией, но уже по его части – насчет Нуреддина, Бедреддина и тому подобныхжутких великанов, от которых у Джима волосы дыбом встали, и еще насчет кучи разногодругого народа из "Тысячи и одной ночи", из которых половина никогдане сделала того, чем они хвастают, – по крайней мере я ни за что не поверю.
Только скоро мы все очень разочаровались, потому чтоподнялся густой туман, – знаете, какие по утрам бывают, – а летать поверх негосовсем ни к чему – так можно и мимо Египта пролететь. Вот мы и решили, чтолучше всего направить шар по компасу прямо к тому месту, где виднелисьрасплывчатые и затуманившиеся пирамиды, а после опуститься пониже, парить над самойземлей и глядеть в оба. Том взялся за штурвал, я приготовился бросать якорь, аДжим, сидя верхом на носу, зорко вглядывался в туман и следил, чтоб мы ни начто не наткнулись. Мы медленно, но верно продвигались вперед, а туман всегустел да густел – и под конец сгустился так, что Джим стал весь какой-тотусклый, неясный и косматый. Было до того тихо, что мы разговаривали шепотом ипрямо помирали со страху. Время от времени Джим говорил:
– Поднимитесь немножко, масса Том!
Шар взмывал фута на два вверх, и мы пролетали над плоскойкрышей какой-нибудь глиняной хижины, где люди еще спали или только начиналиворочаться, зевать и потягиваться. Когда одному парню вздумалось встать назадние лапы, чтобы получше зевнуть да потянуться, мы нечаянно хлопнули его поспине и сбили с ног. Мало-помалу, примерно через час, когда кругом по-прежнемустояла гробовая тишина, а мы, навострив уши и затаив дыхание, ловили каждыйзвук, туман вдруг немножко рассеялся, и Джим в ужасе заорал:
– Ой, масса Том! Ради всего святого, осадите назад! Тутсамый огромный великан из "Тысячи одной ночи" на нас лезет!
С этими словами он стал пятиться назад, а Том дал заднийход; и когда мы остановились, человеческое лицо с наш дом величиной заглядывалок нам через борт, и тут я лег и испустил дух.
Минуты две я лежал совсем мертвый, а когда ожил, то увидел,что Том, прицепив шар крюком к нижней губе великана, долгим взглядомвсматривается в его жуткое лицо.
Джим, сжав руки, стоял на коленях и умоляющим взором гляделна чудовище. Губы у него шевелились, но он ни слова не мог вымолвить. Я толькораз глянул на лицо и тут же начал снова помирать, но в это время Том сказал:
– Он неживой, остолопы несчастные! Это же сфинкс!
Я никогда не видел, чтоб Том был такой малюсенький, совсемкак букашка, но это только казалось из-за того, что голова великана была такаябольшая и жуткая. Вот именно – жуткая! Но теперь она уже не казалась страшной,потому что лицо было такое благородное и вроде даже печальное. Сразу быловидно, что он думал не о тебе, а о чем-то другом, поважнее. Голова былакаменная, из красноватого камня, нос и уши обломаны, и из-за этого у сфинксабыл такой обиженный вид, что нам его даже жалко стало.
Мы дали задний ход подальше и начали летать вокруг великана.Эх, и замечательный же он был! Это была голова мужчины – а может, и женщины –на туловище льва в сто двадцать пять футов длиной, а между передними лапамистоял хорошенький маленький храм. Много сот, а то и тысяч лет все туловище,кроме головы, было покрыто песком, но недавно песок убрали и нашли этотмаленький храм. Чтобы спрятать такого зверя, нужна была масса песку, я думаю,почти столько же, сколько надо, чтобы зарыть пароход.