Хая хватает за руку Айвана, начавшего очередной круг по комнате:

– Ты что, собираешься делать это вместе с Еленой и детьми? Уходить в лес каждую пятницу вечером?

С каждым словом, слетающим с губ Айвана, отчаяние Хаи растет.

– Сестра, я сделаю что угодно, чтобы защитить свою семью, и это относится к вам троим. – Айван улыбается Хае, но это лишь пустые слова. Его глаза, как и глаза Хаи, наполнены страхом. – Как у вас с едой? Деньги вам нужны?

– У меня сохранилась часть материнских драгоценностей, но я не хочу их продавать. – К глазам Хаи подступают слезы. – Это все, что у меня от нее осталось.

– Не глупи, Хая! – не выдерживает Айван. – Думаешь, она хотела бы, чтобы ты держалась за побрякушки, когда голодает твоя семья? Обещай, что продашь их, если потребуется.

Хая опускает голову.

– Она сделает это, – говорит Ицхак.

– Магда, ты продолжаешь ходить в город для обмена? – спрашивает Айван, направляясь к задней двери.

– Да, дядя, но только раз в неделю.

– Я сообщу вам имена людей, которые дадут хорошие деньги за драгоценности. Они не евреи, но сочувствуют нашей ситуации.

Айван открывает дверь, и Магда, Хая и Ицхак встают из-за стола.

– Приходите сегодня на ужин, – говорит он перед уходом. – Мальчики все время о вас спрашивают, а Елене хочется по-женски посплетничать.

Он примирительно улыбается Хае, и она улыбается в ответ.

– Придем. Спасибо, Айван. Передай, пожалуйста, Елене, что мы с удовольствием разделим с вами трапезу, – отвечает Ицхак.

Глава 13

Освенцим-Биркенау

Весна 1943 года

– Проснись, Циби! Проснись!

Ливи расталкивает сестру. В бараке темно, и все остальные спят.

– В чем дело? Оставь меня в покое, – бормочет Циби.

– Ты во сне пела, – шепчет Ливи.

– Правда? – Циби со вздохом открывает глаза. Сквозь трещины в штукатурке просачиваются узкие полоски света, и Циби различает контуры лица Ливи, страх и тревогу в глазах сестры. – Это был просто сон. – Она прижимает к себе Ливи. – Там был дедушка Эмиль. Он взял нас за руки и провел по лагерю.

– Здесь? В Биркенау? – Ливи ошеломлена.

Она никак не может это вообразить. Уж слишком странно.

– Он отвел нас в баню. Там нас ждал дедушка Ицхак. Он играл «Хатикву» на мамином противне для выпечки. Это было так странно, Ливи. К противню были приделаны струны, как у скрипки.

– Ты уверена, что не сходишь с ума?

Ливи как будто улыбается, но в голосе слышится тревога. Они видели нескольких девушек, потерявших рассудок, что гарантировало их смерть.

– Заткнись, Ливи! Я еще не закончила. Помнишь, как мы всегда подпевали ему, когда он исполнял «Хатикву»? Ну и во сне мы делали то же самое. Наши дедушки сказали нам, что будут присматривать за нами.

– Циби, ты веришь, что они могут присматривать за нами? – спрашивает Ливи.

– Я верю, что возможно всё. Посмотри на нас, Ливи. Мы здесь уже почти год, и мы живы.

– Это только благодаря тебе, одна я бы не выжила.

– Ты сильнее, чем думаешь, сестренка. Ну давай спать.

На следующий день, когда они возвращаются после долгого пути на холоде из Освенцима, следом за ними к их нарам подходит Рита. Она вручает Циби два синих платья – типичный наряд немецкой домохозяйки – и пару темно-синих фартуков и белых косынок.

– Наденьте эти платья в воскресенье утром, – говорит им Рита.

– Зачем? – спрашивает Циби.

– Просто наденьте. А пока положите их под тюфяк, чтобы никто не стащил.

Когда Рита уходит, Циби и Ливи рассматривают одежду. Циби оглядывается по сторонам – не подглядывает ли кто за ними. Несколько девушек слышали их разговор с Ритой. Циби осторожно засовывает платья под их тюфяк.

В воскресенье утром после переклички и завтрака около их нар появляется Рита.

– Давайте, надо переодеться. Быстрее! – командует она.

Циби достает платья.

Сестры быстро снимают свою изорванную грязную одежду и заменяют ее на свежий наряд.

Когда Циби начинает надевать через голову фартук, к ней подходит Рита.

– Дай помогу. Должно быть идеально.

Капо тщательно разглаживает фартук, а потом завязывает ленты на талии Циби, расправляя складки. Закончив, она делает то же самое для Ливи. Рита отходит назад, чтобы полюбоваться своей работой.

– Важно, чтобы вы хорошо выглядели. А теперь повяжите косынки.

Другие девушки в бараке молча наблюдают за ними.

Рита возвращается ко входу в барак, а потом вызывает всех на построение.

Девушки из блока 21 присоединяются к другим девушкам на плацу для построений. Снег прекратился, и теперь в этот яркий весенний день сияет солнце. К блоку подъезжает черный сверкающий автомобиль, из которого выходят офицеры СС в отутюженных формах, сверкающих медалями. Их встречает немка, старший офицер, которую нечасто можно увидеть в лагере.

Тысячи женщин стоят ровными рядами и наблюдают за происходящим.

Офицеры тихо разговаривают с женщиной-офицером, а затем в сопровождении лагерных капо начинают обход рядов женщин. Когда они подходят к заключенной, один из офицеров указывает налево или направо. Капо тотчас же направляет узницу в левую или правую часть большой зоны в дальнем конце плаца.

– Это отбор! – шепчет Циби. – Не забудь, Ливи, держаться прямо и ущипни себя за щеки, чтобы порозовели.

Кажется, сестры уже несколько часов стоят по стойке смирно, когда наконец нацисты подходят к блоку 21. Невозможно сказать, какая команда – налево или направо – определенно означает смерть, поскольку они видят, что сильных, относительно здоровых девушек отправляют в ту и другую сторону.

Циби смотрит, как мужчины подходят ближе. Они подойдут к ней раньше, чем к Ливи. Не говоря ни слова, Циби меняется местами с сестрой.

Стоящая впереди в шеренге их подруга Ленке протягивает руки офицеру для осмотра. Руки красные и опухли от холода.

– Они отправили Ленке налево, – шепчет Ливи. – Это хорошо? Может, нам тоже надо показать руки.

Циби бросает взгляд на свои руки. Ранка на указательном пальце замотана грязным бинтом. Она срывает бинт,