Д.М.: У меня такое ощущение, что вы мне описываете рецепт какого-то химического препарата.

O.T.: Или акустического оружия.

Д.М.: Да, или акустического оружия. То есть вы мне описываете не столько сценарий, сколько рецепт какого-то продукта.

O.T.: Да, но дело в том, что невозможно думать об этом, если нет сценария. Вот когда сложились все составные – и финал, и все, вот тогда можно погружаться в детали.

Д.М.: Расскажите, как вам кажется, что нужно донести до тех людей, кто заинтересуется проектом. Что самое важное? Это, конечно, акустическая часть?

O.T.: Нет ничего важного. Просто надо найти человека с психоделическим опытом (Смеется.) и с реальными ресурсами. Иначе никакое разумное, головное решение по этому вопросу позитивным быть не может. Я не верю, что кто-то скажет «О! Давайте денег заработаем на этом. Сколько надо?» Это невозможно.

Д.М.: Вы неформатный.

O.T.: Да. Пока не найду человека, который скажет (Причмокивает.): «О! Это вкусно!»

Д.М.: Так это единственный путь. Вот как «Жидкое небо» Цукермана. Просто он нашел человека, которому это было созвучно. Все!

O.T.: Это называется – единомышленник.

Д.М.: Да, единомышленник. Тут получается своего рода соавтор. Который участвует, конечно.

O.T.: В этом смысле – да, соавтор. Начиная от самого случайного провокатора. Когда я был студентом, ведь кто-то же под локоточек-то меня дернул, что я сказал «О, Пиковая дама!» Этого человека я не помню. Был ли этот человек вообще? Может, это был случайный прохожий… И кончая последним зрителем, – все соавторы.

Д.М.: Ну, да. Как в настоящем художественном произведении – все.

O.T.: Все соавторы. Потому что музыка или литература – она живет только в сознании читателя.

Д.М.: Про акустическую часть, Олег, хочу снова поговорить. Вы говорили, был разговор с Образцовой в 96-м. И вы ей первой среди музыкантов тогда сказали, что это будет тот Чайковский, которого вы, дорогая моя, никогда не слышали?

O.T.: Нет, этого я ей не говорил. Я деликатно с ней разговаривал. Я ей говорил, что «Ну, немножко там будет иначе».

Д.М.: Она спросила, будет ли академическая, классическая постановка?

O.T.: Да. Я говорю: будут только допустимые вторжения. То есть хулиганить не будем. Как раз в тот момент обсуждалась хулиганская версия Шнитке, Рождественского и Любимова. В Париже они с «Пиковой дамой» что-то сделали. Музыку переписывали, дописывали.

Д.М.: То есть – в Чайковского?! В Чайковского внедряли Шнитке?

O.T.: Да. Шнитке переписывал Чайковского. Частично.

Д.М.: Жуть! Да?

O.T.: Я не слышал эту версию…

Д.М.: И я не слышал.

O.T.: Партитуру видел.

Д.М.: Интересно?

O.T.: Подробности уже не помню. Так, посмотрел, кусками. Хотел убедиться – действительно ли вписывали новую музыку?

Д.М.: Ну, на самом деле, они поступили, как рокеры настоящие. Диджеи!

O.T.: Да. Диджеи. Рокеры.

Д.М.: Неожиданно это слышать от классического музыканта, которым Шнитке является.

O.T.: С другой стороны, Геннадий Рождественский – известный вундеркинд и, в общем-то, хулиган в своем роде.

Д.М.: Рождественский, Шнитке и Любимов все это делали в Париже?

O.T.: Да, все они хулиганы. Вот и похулиганили.

Д.М.: И Образцова боялась, что вы тоже хулиган?

O.T.: Да. Что будет что-нибудь в этом духе. Какой-то авангард будет. Дешевый. Так в ее представлении, скорее всего, это выглядело. И я ей ничего рассказывать не стал. Подумал, зачем девушку пугать? Наоборот, успокоил, что кроме традиционно-разрешенных способов интерпретации, как, например, темпы и купюры, ничего «новаторского» не будет. Ну, может быть, чуть-чуть, где-нибудь…

Д.М.: Ускорим, замедлим.

O.T.: Нет. Ускорим, замедлим – это сам Бог велел! Это нормально. Это все признают. А иначе – как? А иначе никакой дирижер не сможет выразиться, интерпретации не будет. А за счет чего? А за счет того, что здесь громко, а здесь тихо, здесь быстро, а здесь медленно. Вот и вся интерпретация.

Д.М.: Ну, это как интонация голоса актера, который читает стихи. В принципе. Правда же?

O.T.: Конечно, там характер, конечно, там стилистика. Там масса всего.

Д.М.: Образцова – это было еще до вашей идеи, когда появилась черная Графиня?

O.T.: Это еще был период фильма-оперы.

Д.М.: Вы мне рассказывали про пересечение «Господина оформителя» с «Пиковой дамой», которое условно можно назвать «Господин оформитель-2». А именно про сцену, которую хотите внедрить, когда в театре, в котором идет опера, смотрят в служебном помещении по телевизору «Господина оформителя». Будет путешествие камеры через карточную игру «Господина оформителя» на экране старого телевизора с его грязным звуком, который смотрит охранник или вахтер, а потом погружение во все богатство звука в зрительном зале и на сцене, где будет происходить драматическая карточная игра, переходящая в основополагающую реальность? И еще там будут серьезные пересечения – то, что не удалось до конца выразить акустически в «Господине оформителе», или то, что там было взято наметками, здесь вы хотите уже полностью реализовать? Именно акустическую часть?

O.T.: Насчет того, что это пересечение, так это, наверное, случайно получается. Просто я сейчас про звуковые возможности знаю больше, чем тогда, и технологии, которые сегодня доступны, позволяют это ярче выразить. И я просто сделаю следующий шаг. Постараюсь максимально полно использовать возможности звука.

Д.М.: Но это будет движение в сторону настоящего звукового кино?

O.T.: Я бы сказал: настоящего звуко-зрительного или зрительно-звукового образа. «Настоящего» – не то слово. Более полноценного, объемного. Звуковое кино уже давно существует в рудиментарном состоянии. Много лет. Об этом все знают. И в некоторых работах, в некоторых фрагментах есть некоторые предчувствия, как оно может развиваться. Картинка сама по себе уже достаточно изощренная, и режиссеры научились пользоваться самыми разными изобразительными инструментами, начиная от простого монтажа, к монтажу аттракционов, поэтическому монтажу, внутрикадровому монтажу, и так далее. А в звуке, напротив, никакого развития практически я и не наблюдаю за все эти десятилетия.

Д.М.: Появился Dolby Surround[44].