Мы думали, что за три ночи доберемся до Каира[5], на границештата Иллинойс, где Огайо впадает в Миссисипи, – только этого мы и хотели. Плотмы продадим, сядем на пароход и поедем вверх по Огайо: там свободные штаты, ибояться нам будет нечего.

Ну а на вторую ночь спустился туман, и мы решили причалить кзаросшему кустами островку, – не ехать же дальше в тумане! А когда я подъехал вчелноке к кустам, держа наготове веревку, гляжу – не к чему даже и привязыватьплот: торчат одни тоненькие прутики. Я обмотал веревку вокруг одного кустапоближе к воде, но течение здесь было такое сильное, что куст вырвало с корнямии плот понесло дальше. Я заметил, что туман становится все гуще и гуще, и мнестало так неприятно и жутко, что я, кажется, с полминуты не мог двинуться сместа, да и плота уже не было видно: в двадцати шагах ничего нельзя былоразглядеть. Я вскочил в челнок, перебежал на корму, схватил весло и началотпихиваться. Челнок не поддавался. Я так спешил, что позабыл его отвязать.Поднявшись с места, я начал развязывать веревку, только руки у меня тряслись отволнения, и я долго ничего не мог поделать.

Отчалив, я сейчас же пустился догонять плот, держась вдольотмели. Все шло хорошо, пока она не кончилась, но в ней не было и шестидесятишагов в длину, а после того я влетел в густой белый туман и потерял всякоепредставление о том, где нахожусь.

Грести, думаю, не годится: того гляди, налечу на отмель илина берег; буду сидеть смирно, и пускай меня несет по течению; а все-такиневмоготу было сидеть сложа руки. Я крикнул и прислушался. Откуда-то издалекадонесся едва слышный крик, и мне сразу стало веселей. Я стрелой полетел в тусторону, а сам прислушиваюсь, не раздастся ли крик снова. Опять слышу крик, иоказывается, я еду совсем не туда, а забрал вправо. А в следующий раз, гляжу, язабрал влево и опять недалеко уехал, потому что все кружил то в одну, то вдругую сторону, а крик-то был слышен все время прямо передо мной.

Думаю: хоть бы этот дурак догадался бить в сковородку даколотил бы все время; но он так и не догадался, и эти промежутки тишины междукриками сбивали меня с толку. А я все греб и греб – и вдруг слышу крик позадисебя. Тут уж я совсем запутался. Или это кто-нибудь другой кричит, или яповернул кругом.

Я бросил весло. Слышу, опять кричат, опять позади меня,только в другом месте, и теперь крик не умолкал, только все менял место, а яоткликался, пока крик не послышался опять впереди меня; тогда я понял, чтолодку повернуло носом вниз по течению и, значит, я еду куда надо, если это Джимкричит, а не какой-нибудь плотовщик. Когда туман, я плохо разбираюсь в голосах,потому что в тумане не видно и не слышно по-настоящему, все кажется другим извучит по-другому.

Крик все не умолкал, и через какую-нибудь минуту я налетелна крутой берег с большими деревьями, похожими в тумане на клубы дыма; меняотбросило влево и понесло дальше, между корягами, где бурлила вода – такоебыстрое там было течение.

Через секунду-другую я снова попал в густой белый туман,кругом стояла тишина. Теперь я сидел неподвижно, слушая, как бьется мое сердце,и, кажется, даже не дышал, пока оно не отстукало сотню ударов.

И вдруг я понял, в чем дело, и махнул на все рукой. Этоткрутой берег был остров, и Джим теперь был по другую его сторону. Это вам неотмель, которую можно обогнуть за десять минут. На острове рос настоящийбольшой лес, как и полагается на таком острове; он был, может, в пять-шестьмиль длиной и больше чем в полмили шириной.

Минут, должно быть, пятнадцать я сидел тихо, насторожив уши.Меня, разумеется, уносило вниз по течению со скоростью четыре-пять миль в час,по этого обыкновенно не замечаешь, – напротив, кажется, будто лодка стоит наводе неподвижно; а если мелькнет мимо коряга, то даже дух захватывает, думаешь:вот здорово летит коряга! А что сам летишь, это и в голову не приходит. Если выдумаете, что ночью на реке, в тумане, ничуть не страшно и не одиноко,попробуйте сами хоть разок, тогда узнаете.

Около получаса я все кричал время от времени; наконец слышу,откуда-то издалека доносится отклик; я попробовал плыть на голос, только ничегоне вышло: я тут же попал, должно быть, в целое гнездо островков, потому чтосмутно видел их по обеим сторонам челнока – то мелькал узкий проток между ними,а то, хоть и не видно было, я знал, что отмель близко, потому что слышно было,как вода плещется о сушняк и всякий мусор, прибитый к берегу. Тут-то, средиотмелей, я сбился и не слышал больше крика; сначала попробовал догнать его, ноэто было хуже, чем гоняться за блуждающим огоньком. Я еще никогда не видел,чтобы звук так метался и менял место так быстро и так часто.

Я старался держаться подальше от берега, и раз пять-шестьмне пришлось сильно оттолкнуться от него, чтобы не налететь на островка; яподумал, что и плот, должно быть, то и дело наталкивается на берег, а не то ондав но уплыл бы вперед и крика не было бы слышно: его несло быстрее челнока.

Немного погодя меня как будто опять вынесло на открытоеместо, только никаких криков я больше ниоткуда не слышал. Я так и подумал, чтоДжим налетел на корягу и теперь ему крышка. Я здорово устал и решил лечь на дночелнока и больше ни о чем не думать. Засыпать, я, конечно, не собирался, толькомне так хотелось спать, что глаза сами собой закрывались; ну, говорю себе,вздремну хоть на минутку.

Я, должно Сыть, задремал не на одну минутку, потому что,когда я проснулся, звезды ярко сияли, туман рассеялся, и меня несло кормойвперед по большой излучине реки. Сначала я никак не мог попять, где я; мнеказалось, что – все это я вижу во сне; а когда начал что-то припоминать, тосмутно, словно прошлую неделю.

Река тут была страшно широкая, и лес по обоим берегам росгустой-прегустой и высокий-превысокий, стена стеной, насколько я мограссмотреть при звездах. Я поглядел вниз по течению и увидел черное пятно наводе. Я погнался за пим, а когда догнал, то это оказались всего-навсегосвязанные вместе два бревна. Потом увидел еще пятно и за ним тоже погнался,потом еще одно, – и на этот раз угадал правильно: это был плот.

Когда я добрался до плота, Джим сидел и спал, свесив головуна колони, а правую руку положив на весло. Другое весло было сломано, и весьплот занесло илом, листьями и сучками. Значит, и Джим тоже попал в переделку.

Я привязал челнок, улегся на плоту под самым носом у Джима,начал зевать, потягиваться, потом говорю:

– Эй, Джим, разве я уснул? Чего ж ты меня не разбудил?