– Я не для себя, а для вас.

– Ты это… брось прикидываться бодряком. Слышишь? На людях об этом не скажешь, но мертвецам без толку есть мясо. Мы вон давеча уже подкрепились.

– Но ведь вкусно, правда?

– Так-то оно так.

– Тогда поедим досыта.

– Кто нас еще так угостит, кроме тебя? Ладно, приступим.

Принесли пиво.

– Хозяюшка, – сказал отец, – на кого мы похожи?

– На мужа и жену?

– Это правильно. Мы на пару – да. А вот с ним? С ним как мы смотримся?

– Знакомые?

– Что значит – знакомые?

– В смысле, вы – повар или в этом роде.

– Ясное дело.

– Но сегодня вас пригласил знакомый.

– Верно.

Официантка, улыбаясь, удалилась.

– В такую минуту… подтрунивать над женщиной, – грустно промолвила мать.

– Да ты на себя посмотри! Человек, понимаешь, пытается всех развеселить, а ты лишь только палки в колеса…

– Ах ты бесстыжий!

– Мама, перестань, – сказал я. – Я не пытаюсь всех развеселить через силу, но каково отцу, понимаю. Давайте выпьем.

Я налил отцу и матери пива.

– Еще бы – кто признает в нас родителей и сына? – с грустной усмешкой сказал отец. – Да, всякое в этой жизни бывает.

И подлил мне пива. Обычное «кампай»[22]в этой ситуации могло расстроить мать, поэтому я только сказал «ну, давайте», и мы втроем выпили.

Опять пришла официантка, поставила кастрюлю, полила маслом и начала готовить сукияки.

– Хозяюшка, этот малый… – начал отец.

– Вот как, его так и звать – «малый»?

– Да ну.

– Ладно, какая разница, – встрял я. – Может, мне нравится, когда меня так зовут.

– В двенадцать остался без родителей.

– Что, правда?

– Нелегко пришлось. Но выдюжил. Выдюжил. Молодец.

– И что, остались совсем одни? – посмотрела на меня официантка.

– Да нет. Был дед, дядька с теткой присматривали.

– Выходит, почти один. Старался, как мог. Сегодня пришли сюда, а он и говорит: ешь мяса вволю. Выбился в люди.

– Никак уже захмелели? – удивилась официантка.

– И пусть, – весело подала голос мать. Я удивленно посмотрел на нее, а она официантке: – Дальше я сама. Закончится, попросим еще.

Официантка привычно извинилась и ушла, сказав напоследок, что «две официантки уехали на праздник «обон» – и с концами».

Поведя в ее сторону подбородком, отец сказал:

– Дай ей одну бумажку. В смысле – чаевые.

– Хорошо.

– Нынче так не принято.

– Ну почему? Разгорячившиеся мужики завсегда оставляют. Сотни иен хватит. Нет, не сотни – тысячи. Слушай, тысяча иен? В жутком мире ты живешь…

– Сейчас об этом, – вставила мать, – говорить не стоит.

– Почему не стоит? – Отец помешивал в кастрюле. – Говори, что хочешь.

– Даже не верится, что уже сорок восемь. – Мать всматривалась в меня.

– Да уж, – ответил я. – А как я рад, что моя мама – такая молодая и красивая.

– Еще бы, – засиял отец.

В его возрасте так сказать я бы себе не позволил. Сейчас, наоборот, мне казалось, что это уместно. Звучало доходчивей.

– А ты неплохо управлялся без нас. Подумать только – тридцать шесть лет.

– Жену вот даже успел завести, – сказал отец.

– Дети – они всегда как-нибудь да справляются.

– А как быть, если нас нет?

– Замолчи, а? – Мать.

– Ты мне брось так говорить. – Отец.

– Ты что, не понимаешь? Нам некогда трепать языками. – Голос матери вдруг задрожал, словно бы от слез.

– Что значит «некогда»? – Я перевел взгляд с матери на отца.

– Что, горит?

– Да. – На глаза матери навернулись слезы. – Ты думаешь, я просто так официантку отправила?

Я опять посмотрел на отца. Он сидел с убитым видом.

– Ты это про что?

– Так, ничего.

Отец качал головой с серьезным видом. По нему не скажешь, что «все в порядке».

– Можно? – Мать поменяла позу. – Я сильно волнуюсь, и слов не могу подобрать. Мы тебя очень любим.

– Вы что, уходите? – почувствовал я.

– Хорошо, что мы свиделись, – сказал отец. – Ты – хороший сын.

– Верно, – подхватила мать.

– Никакой я не хороший. Я не такой, как вы обо мне говорите. Был плохим мужем, неважным отцом. Вы просто не знаете, насколько вы лучше меня. Вы на удивление мягкие люди. Глядя на вас, я понимал, каким отцом нужно быть. Я вот так говорю, но сам не знаю, дорожил бы вами или нет, живи вы все это время… До сих пор толком ничего не сделал. Сплошная грызня на глазах у…

Начал я фразу и обомлел.

Плечо матери стало расплывчатым. Контур сохранялся, но уже просвечивал.

В панике я посмотрел на отца – часть его груди уже пропала.

Вот в чем дело. Вот вы как уходите. Я лишь открыл рот, не в силах что-либо произнести.

– Все кончено, – сказал отец. – Уже все кончено.

– Мы гордимся тобой, – сказала мать.

– И даже очень. Только брось постоянно себя корить. Нужно ценить собственное «я». Не будешь ценить себя – никто за тебя это не сделает.

– Не уходите! – У меня неожиданно прорвался голос малыша.

– Не можем. Мы думали, у нас есть еще немного времени.

– Не хочу!

– Береги себя.

– Мы теперь больше не свидимся.

Плечо отца пропало совсем, стало прозрачным лицо матери. Я боялся, что они растворятся прямо у меня на глазах. Тем временем отец продолжал исчезать.

– Спасибо вам. Спасибо за все. Спасибо. Я сдерживал голос, а сам думал: «Хоть бы никто не помешал мне в эту минуту».

– Прощай, – сказала почти неразличимая мать.

– Будь здоров, – уже невидимый отец. Я даже не заплакал. Так мне было тяжело.

– Прощайте, – лишь тихо сказал я.

И отец, и мать бесследно исчезли. И только на столе остались палочки и тарелки, стаканы из-под пива и мешок печенья. Испачканный стол и примятые подушки.

Закипела кастрюля.