– Не могу-у-у. Как же вы все меня доста-а-а-ли! – выла я, а Борис звенел стаканами, не зная, чем меня поить. То ли валерианкой, то ли валидолом, то ли водкой и бить по щекам. Но этот вариант был плох с точки зрения нашего потенциального сексуального продолжения.

В итоге Борис принял соломоново решение – дать мне выплакаться.

– Лей-лей слезки, детка. Не навечно же это безумие. А хочешь, я тебе ванну налью? Там каплей больше – каплей меньше – никакой разницы, – улыбнулся он.

– Ты серьезно? – поразилась я, противно и неприлично шмыгнув носом.

– Абсолютно. И свечи зажгу. Уж если сбрасывать стресс по всей науке, то в ванной и со свечами.

– И с тобой? – заинтересованно спросила я.

– Ну… я рядом постою, – схохмил Борис и пошел наливать мне успокоительную емкость.

Я еще немного поныла, уже даже сама себе не веря, и стала цепенеть и наливаться жаром от подобных перспектив.

– Ну? Иди, рева-корова, – вернулся Борис с забавно-деловым лицом и байковым халатом в руках. – Труба зовет. Кто ж тебя довел до жизни такой?

– Сама не знаю, – пожала плечами я и быстренько скинула тряпки. Борис предусмотрительно отвернулся и подождал, пока я, все еще всхлипывая и подрагивая плечами, влезу в пенную ванну.

– Ну вот и славненько, – облегченно вздохнул Борис и с обстоятельностью, достойной отца семейства, пододвинул табуретку к краю. – А теперь рассказывай, какие у тебя к жизни претензии. По пунктам. А то ты так рыдаешь, словно потеряла в теракте всю семью.

– Типун тебе на язык, – ужаснулась я. – Никогда не верь рыдающей женщине. Степень ее горя будет обратно пропорциональна пережитому несчастью.

– Ну, тогда я за тебя спокоен, – расправил плечи Борис. – Судя по этой безобразной истерике, ты просто неописуемо счастлива. Но все-таки расскажи, о чем ты тут скулила?

– Неприлично говорить женщине, что она скулила, – решила я изобразить обиду. Двусмысленность ситуации стала меня даже несколько напрягать. Я лежала под слоем непроницаемой пены, зареванная и с размазанной по щекам тушью, а Борис сидел на табурете и наблюдал за мной, как любящая мать. И смотрел на меня все понимающими глазами.

– Ну, билась в конвульсиях, – перефразировал он. – И потом, разве я похож на приличного человека?

– Ага! Был бы ты неприличный, ты вряд ли сидел бы там, – ляпнула я. Почему-то меня стало страшно раздражать его уважение к женщине. Но единственное, чего я добилась, так это дикого истеричного хохота.

– Все-таки вы, дамы, премилые создания. Сначала трясетесь, что вдруг какие-то негодяи видят не вас, а только ваше тело. Но стоит повести себя с вами достойно, как вы тут же бьете тревогу и прямым текстом приглашаете нас к себе в пенную ванну.

– Я не это имела в виду! – взвилась я, брызнув ему в лицо мыльной воды. – И ты прекрасно меня понял.

– Я прекрасно понял, что ты имела в виду, – увернулся Борис от брызг. – Но не беспокойся, я и на этот раз останусь порядочным человеком. Не воспользуюсь твоими откровенными приглашениями.

– А почему? – чуть было не взмолилась я. Но вместо этого принялась рассказывать всю историю своей печальной первой любви, все свои претензии к Андрею и, как сказал Борис, к этой жизни. Господи, как же мне, оказывается, не хватало вот такого простого душевного разговора, в котором никто не говорит мне «какая же ты дура» и «такой дурой грех не пользоваться». Это именно то, что сказала мне Света, когда услышала рассказ о злоключениях с Андреем.

– Господи, откуда же у тебя столько терпения? – единственное, что сказал отрицательного Борис, глядя, как я плещусь в ванной. – Нормальный человек сбежал бы через полгода. Налить тебе чаю?

– Прямо сюда? – рассмеялась я, чувствуя, как мне становится все легче и легче, а вся тоска вытекает из меня вместе с потоками слез.

– А почему нет? Горячий чай в ванной – это очень полезно, – с умным видом изрек Борис.

– Что это? – спросила я, сунув нос в огромную, чуть ли не литровую чашку с золотистым ароматный взваром.

– Шалфей с медом. Очень успокаивает. И очищает кровь. Тебе сейчас это в самый раз, – заботливо кивнул он. Я потянулась и зевнула.

– Ты совсем как мой папа. Тот тоже все время норовит меня напоить чем-нибудь дико полезным.

– Я совсем не как твой папа, – сказал Борис и склонился надо мной. Его лицо стало вдруг так близко, что я чуть не забыла, как дышать. – Ты не боишься, что я тебя укушу?

– Не знаю, – ответила я, завороженно глядя на его губы.

– Ну, давай проверим, – выдохнул Борис и провел ладонью по волосам. Затем прикоснулся губами к губам. Именно прикоснулся с таким задумчивым выражением гурмана. – Вроде не боишься. Значит, говоришь, нравлюсь я тебе?

– Очень, – кивнула я и попыталась еще раз подставить ему губы. Не тут-то было. Он поднялся и протянул мне полотенце.

– Не люблю мокрых женщин, – сообщил Борис мне и вышел из ванной, чтобы дать мне вытереться. В полном изумлении я завернулась в байковый халат и прочапала в большую комнату. Бориса там не оказалось.

– Эй! – крикнула я.

– Сейчас будем ужинать, – ответил Борис, на секунду высунув голову из кухни. – Посиди там, посохни.

– Хорошо, – кивнула я и принялась расхаживать по гостиной.

Тут, как я и представляла, была супернавороченная стереосистема. Стоило в нее ткнуть пультом, и из нее полилось что-то джазовое. Круглой кровати не оказалось, но стоял большой бежевый диван, на котором я так вкусно плакала. Ковер на паркете… В квартире была такая чистота, что я вдруг усомнилась, что сюда не заглядывают женщины.

– Ты как мясо ешь, прожаренным или с кровью? – послышался вопрос из кухни.

– Я ем с рук! – отреагировала я.

Раздался довольный смешок. Видимо, ответ понравился. А я вдруг неожиданно для себя схватила с полки пачку фотографий. Ну что такого, в самом деле? Я же не залезла в шкаф и не сломала сейф. Я просто взяла посмотреть лежащую на книгах пачку фотографий. Там, к моему прискорбию, наблюдался Борис, отдыхающий на пляже с какой-то довольно привлекательной, если судить по одежде и фигуре, блондинкой. Лицо у нее было худощавым, но каким-то резким и злым. У ног злой женщины и Бориса играл в песочек киндер с кудрявой головкой. Значит, он таки женат! Вот я вляпалась. А еще в ванной купал. И вот почему он не набросился на меня, как бросаются все другие, имеющие те же интересы относительно моих прелестей. Терпение – удел мужчин с реализованной сексуальной жизнью, это я уже проходила. Сволочь!

– Что ты смотришь? – безоблачно поинтересовался Борис, зайдя в комнату прямо в дурацком (и, кстати, женском) переднике.

– Фотографии твоей жены. И ребенка, как я понимаю. Симпатичный! – с максимальным спокойствием и непринужденностью сказала я.

На самом деле я испытывала страстное желание кого-нибудь убить, а заодно и разрушить всю эту логическую стройность и аккуратность Борисова дома. Зря я не сказала, что люблю мясо с кровью!