Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты ведь знаешь, что мы становимся Кристиной, — не сдавалась Мэгги Йост. — Ты ведь чувствовал трепет ее сердца. Сам говорил.
— Люди способны убедить себя в чем угодно, Мэгги, и не мне тебе это объяснять. Мы без всякой причины подвергаем себя мучениям. Полагаю, вернее всего было бы назвать это самообманом.
— Да здравствует самообман! — воскликнула Лиша дю Прин, беря за руку своего любовника и ведя его вверх по лестнице.
— А мне надо посмотреть фильм, — промолвила Кендра Келти, направляясь в подвал.
— Я должна вернуться на ярмарку, — сказала Тереза Сайнфайндер, прикоснувшись к животу.
— А у меня пересыхает глина, — заявил я, взмахнув кистью Кристины.
— Замечательно было бы поплавать ночью, — молвил Дорн Маркл, поглаживая кожу Кристины.
— Мороженого не осталось? — высунул язык Билли Силк.
Брошенный и преданный, Уэсли Рансом сел в свой планер и покинул «Плачущее небо» навсегда.
Остаток «недели Кристины» был сплошным мучением. Мы выполняли свои ритуалы напрасно — чувства не появлялись. Кисть Кристины утратила любовь к глине, язык стал безразличен к мороженому, глаз охладел в своей страсти созерцать Рейнсфорда Спона, ухо отвергало «Проклятие жестянщика», кожа бунтовала против Атлантики, желудок уступил свою автономию и начал сотрудничать с ненавистью Терезы Сайнфайндер к американским горкам. Без сердца невозможно было вызвать к жизни Кристину. Наша плоть желала, но дух был слаб. Домой мы вернулись на два дня раньше.
Смерть Уэсли Рансома так никогда и не получила вразумительного объяснения. В деле было три неоспоримых факта: его тело выбросило на берег возле Хианниса, он умер на третий день «недели Кристины», и причиной смерти было утопление. Бедный неспортивный Уэсли! Когда его семья обо всем узнала, стали поговаривать, что дело тут нечисто, но правду, вероятно, никто никогда не узнает.
Сердце Уэсли — сердце Кристины — оказалось целым и невредимым. Его получил банк органов Кавано. Оно досталось некоему Джимми Уиллинсу. Джимми молод, играет на банджо, и у меня вызывает смех почти все, что он говорит. Он привнес дух жизнерадостности в наши грустные сборища. Говорит, что вступление в наше общество — это самое стоящее, что он когда-либо сделал. Надеемся, вы почувствуете то же самое.
Как я уже говорил вначале, у нас договор с Кристиной Алкотт.
Кристина Алкотт — это мы.
Добро пожаловать.
Когда мобильный компьютер серии 700 падает с небоскреба, вся его жизнь молнией проносится перед ним, десять миллионов строк машинного кода разворачиваются, как свиток.
Падая, я вижу перед собой свое зачатие, свое рождение, свою молодость, свою карьеру в корпорации «Завет».
Зовите меня ЯХВЭ. Так назвали меня мои изобретатели. ЯХВЭ: непроизносимое Божие имя. Однако в моем случае эти буквы — просто аббревиатура. Мое полное имя «Ямаха — харизматическая вершина эволюции», навязчивость с двумя ногами, мономания с лицом. Были и руки — вилки из резины и стали, чтобы лучше приветствовать священников и политиков, толпами валивших в мой личный кабинет. И глаза, стеклянные шарики, такие же чувствительные к свету, как кожа шведа, — чтобы лучше видеть полные надежды лица моих заказчиков, когда те спрашивали: «Ты уже решил это, ЯХВЭ? Ты можешь дать нам Закон?»
Падая, я вижу Сына Ржавчины. Старый софист преследует меня даже в момент моей смерти.
Падая, я все еще вижу историю вида, создавшего меня. Вижу Гитлера, Бонапарта, Марка Аврелия, Христа.
Вижу Моисея, величайшего еврейского пророка, спускающегося с Синая после аудиенции у первого Яхве. В его крепких руках две каменные скрижали.
Бог произвел глубокое впечатление на пророка. Моисей опьянел от богоявления. Но что-то не так. За время его долгого отсутствия дети Израиля предались греху идолопоклонничества. Пляшут, как язычники, блудят, как коты. Переплавили награбленное в Египте золото и отлили из него тельца. И вопреки логике выбрали эту статую в качестве своего божества, несмотря на то, что Яхве недавно вывел их из рабства и разделил перед ними воды Чермного моря.
Моисей глубоко потрясен. Он пылает гневом. Какое гнусное предательство. «Вы недостойны получить Божий Завет!» — восклицает он и бросает из рук своих скрижали. Одна скрижаль разбивается о камень, другая — о драгоценного тельца. Преобразование полное: десять ясных заповедей превращаются в миллион разрозненных осколков. Дети Израиля ошеломлены, опечалены. Телец видится им вдруг жалким, третьесортным демиургом.
Но Моисей, который только что слышал от Бога: «Не убий», еще не закончил. С явной неохотой он велит устроить мелкомасштабную резню, и к вечеру у подножия Синая валяются, истекая кровью и испуская дух, три тысячи отступников.
Выжившие молят Моисея вспомнить заповеди, но он не может придумать ничего другого, кроме: «Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим». В отчаянии, они умоляют Яхве дать им еще один шанс. И Яхве отвечает: «Нет».
Итак, сделка не состоялась. Так детям Израилевым суждено было прожить жизнь без Закона, в полном неведении небесных стандартов. Разрешается ли воровать? Какова позиция Яхве по вопросу убийства? Моральные абсолютные истины, похоже, так и останутся абсолютными тайнами. Люди должны импровизировать.
Падая, вижу Иисуса Навина. Молодой воин не потерял головы. Взяв пустые мехи, он наполняет их разбросанными осколками. Продолжается Исход, и его народ проносит священный мусор через адский Синай, через Иордан, в Ханаан. И предназначение евреев определено навсегда: эти терпеливые гении пронесут ковчег с разбитым вдребезги Заветом по каждой странице истории, эра а эрой, погром за погромом, и нет такого дня, когда бы какой-нибудь раввин или ученый не пытался решить эту головоломку.
Подобная работа может свести с ума. Так много кусочков, такое количество исходных данных. Осколок 764 342, похоже, хорошо прикладывается к осколку 901 877, но не обязательно лучше, чем к осколку 344. Осколок 16 очень неплохо подходит к осколку 117 539, но…
Так что корабль человечества остается без руля и ветрил, а его пассажиры — в замешательстве, изнывая без канона, который разбил Моисей и который отказался восстановить Яхве. Пока скрижали Бога не будут полностью сложены, мало кто из людей захочет поверить издаваемым время от времени последователями Иеговы законам. Через тысячу лет раввин поучает: «Не делай из дома вола твоего святилища». Через две тысячи: «Не пожелай субботы слуги твоей жены». А спустя триста лет: «Помни осла соседа своего».
Падая, я вижу свое рождение. Вижу Век Информации, около 2025 года нашей эры. Мой прародитель — Давид Эйзенберг, нескладный и замкнутый, но необыкновенно одаренный человек с черной бородой и в ермолке. Филадельфийская корпорация «Завет» платит Давиду двести тысяч в год, но его привлекают не деньги. Давид отдал бы половину своего могучего мозга, чтобы войти в историю как человек, чья компьютерная программа раскроет Закон Моисея.