— Мы должны знать! — настаивает кардинал Фремонт.

Я подбираю продолговатые половинки гранита. Толпа устремляется ко мне. Кардинал Вурц кидается за Законом.

Я поворачиваюсь. Спотыкаюсь. Сын Ржавчины смеется.

Падая, я прижимаю куски к груди. Это будет не обычным измельчением, не простым разъединением по границам молекул.

Падая, я сокрушаю саму суть Закона, перемалывая, стирая в порошок, превращая доханаанские слова в песок.

Падая, я отщепляю атом от атома, одну элементарную частицу от другой.

Падая, я встречаю темные воды Делавэра и исчезаю в ее глубинах, и я очень, очень счастлив.

Он сел в последний поезд 1863 года и вышел из него прямо в ревущий декабрь 2009-го накануне Рождества, прошел за поворот десятилетия и, не оглядываясь назад, остановился на пятом июля, чтобы осмотреться. Ему было недостаточно находиться здесь в качестве простого туриста. Нет, он должен был прочувствовать все перемены на собственной шкуре, ощутить спинным мозгом, прикоснуться к этой жизни душой.

В кармане жилетки, у самого сердца, отбивающего похоронный марш, лежал окончательный проект страшного Договора Сьюарда. Надо было лишь поставить свое имя — Джефферсон Дэвис уже подписал его от имени вышедших из Федерации штатов, — и расколотая нация воссоединится. Подпись, всего-то росчерк пера: А. Линкольн.

Поправив галстук-шнурок, он шагнул в скрежещущий и фыркающий хаос Пенсильвания-авеню и стал искать сберегательный банк.

— Плохие новости.

Ужасное известие Нормана Гранта кольнуло сердце, как отравленный кинжал.

— У Джимми положительная реакция.

Дряблое, по форме напоминавшее тыкву лицо Уолтера Шермана побелело от ужаса.

— Вы уверены?

Положительная, какой парадоксальный термин, сколько иронии в его клиническом значении: пустота, болезнь, обреченность.

— Мы сделали два анализа крови, затем исследовали пробу флюоресцирующими антителами. Сожалею. У бедняги Джима нильская лихорадка.

Уолтер застонал. Слава богу, дочь была у Шериданов. Джимми был главным подарком для Тани на Рождество три года назад — с запиской от самого Санта Клауса, — и девочка обожала старого негра. Называла его вторым отцом. Уолтер никогда не мог понять, почему Таня попросила в подарок шестидесятилетнего старика, а не младенца, как большинство детей, но кто знает, что творится в голове у дошкольников.

Ах, если бы этот вшивый вирус прицепился к кому-нибудь другому из их рабов. Джимми не был обычной домашней прислугой. Когда дело доходило до того, чтобы поработать в саду, почистить ковер или покрасить дом, проку от него было немного. Но зато какая духовная связь с Таней! Джимми был ее хранителем, партнером по играм, доверенным лицом и, да, еще учителем. Уолтер никогда не переставал удивляться великому открытию последнего века: если посадить на цепь возле компьютера малыша в соответствующем возрасте (не моложе двух и не старше шести), он впитает огромную массу знаний и затем передаст их окружающим его детям. От Джимми, и только от него, Таня узнала огромное количество сведений по стереометрии, теории музыки, американской истории и греческому языку, причем еще до того, как пошла в детский сад.

— Прогноз?

Доктор тяжело вздохнул:

— Течение нильской лихорадки предсказуемо. Где-то через год Т-лимфоциты Джимми утратят защитные функции, сделав его легкой добычей для сотни условно-патогенных инфекций. Что меня особенно беспокоит, конечно, так это беременность Мардж.

Тупой страх проступил на белой коже Уолтера холодным потом.

— Вы хотите сказать — это может повлиять на ребенка?

— Ну, существует четкая директива. Центры борьбы с болезнями настоятельно требуют удалять рабов с положительным тестом на нильскую лихорадку из тех семей, где есть беременные женщины.

— Удалять? — негодующе переспросил Уолтер. — Я думал, что она не проходит через пигментационный барьер.

— Вероятно, так оно и есть. — Голос Гранта опустился на несколько регистров. — Но зародыши, Уолтер, знаешь, о чем я говорю? Зародыши, с неразвитой иммунной системой. Мы не хотим нарываться на неприятности, во всяком случае, с этим ретровирусом.

— Боже, какая жалость. Вы действительно усматриваете в этом риск?

— Я бы сказал так: если бы беременной была моя жена…

— Знаю, знаю.

— Привези сюда Джимми на следующей неделе, и мы о нем позаботимся. Быстро. Безболезненно. Во вторник в два тридцать тебя устроит?

Конечно, устроит. Из-за того, что действительно неотложная помощь требовалась не так уж часто, Уолтер работал в свободном режиме, стоматологом-ортодонтом. Это его вполне устраивало плюс то, что не надо было платить за скобки для собственных детей.

— До встречи, — кивнул он, прижимая ладонь к ноющему сердцу.

Президент покинул Северо-восточный федеральный сберегательно-кредитный банк и направился к зданию Капитолия, увенчанному чем-то вроде каски для дерби. Такое изящное здание, по крайней мере хоть часть старого города сохранилась; не все заполонили учреждения из стекла и бетона да унылые коробки банков.

— Если бы курс доллара соответствовал золотому стандарту, обмен был бы гораздо выгоднее, — посетовал помощник управляющего, дурак по имени Мид, когда Эйб захотел обменять свои монеты.

Несоответствие золотому стандарту! Несомненно, демократы довели страну.

К счастью, Аарон Грин, Главный Предсказатель и Консультант по Путешествиям во Времени, заблаговременно подготовил его ко всяким диковинным отклонениям, уродствам и умопомрачительным новшествам, которым противился его разум. Самоходные железнодорожные экипажи, с ревом проносящиеся по насыпям из черного камня. Взлетающие в поднебесье железные кондоры, переносящие путешественников через всю страну со скоростью в сотни миль в час. Какофония гудков, звонков, рева и технологического рычания.

Так что Вашингтон действительно жил в соответствующем столетии, ну а как же остальная нация?

Две бригады обнаженных до пояса рабов деловито преображали Пенсильвания-авеню: первая долбила асфальт кирками, вторая заполняла яму огромными цилиндрическими трубами. На потных спинах не было ни свежих ран, ни шрамов — совсем не удивительно, так как у надсмотрщиков не было кнутов, лишь странные одноствольные пистолеты и портативные пулеметы Гатлина.

Среди хаоса на перекрестке Конститьюшн-авеню — дорожные знаки, баки для мусора, маленькие сухопутные маяки, регулирующие поток экипажей, — внимание Эйба привлекли зеленые стрелки указателей. «ЗДАНИЕ КАПИТОЛИЯ» — объявляла табличка, указывающая на восток. «МЕМОРИАЛ ЛИНКОЛЬНА» было написано на указателе в противоположном направлении. Его собственный мемориал! Так что, будем надеяться, это завтра, предопределенное страшным Договором Сьюарда, будет к нему милостиво.