– У белых. Взгляни сам: пешка на проходе и прикрыта ладьёй, белый воин запер чёрного и готовится атаковать левый фланг, лис взял на вилку воина и дневного охотника, а дракону ничего не угрожает.

– Ты действительно так думаешь? – Жуга с сомнением потёр небритый подбородок. – Одиннадцать к пяти – не тот расклад, с которым можно выиграть.

– У чёрных численный перевес, но позиционное преимущество на вашей стороне. Пусть ходит пешка или лис, потом – размен ферзей…

– Размен… чего?

– Ферзей.

– Ты говоришь про воинов?

– Какая разница? У вас пешка на проходе.

– Ну и что?

– Да ничего! – фыркнула Герта. – Пешка на последней линии становится кем хочет. Как можно этого не знать?

– А кто играет, в смысле – двигает фигуры?

– В АэнАрде все играют.

– Нет, но кто начал игру?

– Как кто? – Герта с недоумением взглянула на Жугу. – Дракон, конечно!

– Наш?! – Вильям выпучил глаза. – Или…

Он не договорил. Воцарилась тишина. Взоры всех троих остановились на другом краю доски, где в клубах седого дыма вырисовывалась фигура чёрного дракона.

– Не может быть… – пробормотал Жуга. Обхватил голову руками. – Яд и пламя, не может быть…

– Пожалуй, хватит, – Герта притушила свечи и помахала ладонью, разгоняя дым. – Душно. Вы запомнили, где что стоит? Откройте кто-нибудь окно.

Вильям кивнул, шагнул к окну, рывком раздвинул шторы. Поморгал, привыкая к свету, и вдруг насторожился.

– Жуга, – позвал он, – Герта! Кто-то лезет через стену.

– Где? – вскочил Жуга. – Яд и пламя… Должно быть, это те, что шли за нами.

– Шли за нами? – Вильям поднял бровь. – Где? Когда? Я никого не видел.

– Я видел. Герта, ждёшь кого-нибудь?

– В гости через стену не лазают, – та прищурилась. – Хотя постойте. Сдаётся, одного я знаю: Герман-Селёдка. Мерзавец, каких мало. Интересно, что ему здесь нужно?

Травник машинально сунул руку под рубаху и выругался.

– Чёрт… Я не взял меча. Герта, у тебя есть что-нибудь… – Взгляд его упал на хрустальный шар. Он протянул руку:

– Можно?

Герта не успела ответить. Внизу загрохотали сапоги, а через миг три человека уже ворвались в комнату.

– Ага! – довольным голосом объявил, входя, четвёртый, видимо, Герман, о котором говорила гадалка. – Он в самом деле тут. Эй, ты, рыжий! Слышь, чё. Собирайся. С нами, значит, пойдёшь. И чтоб без глупостей!

В руках у него был арбалет. Заряженный и взведённый.

Травник подбросил в ладони хрустальный шар и поднял взгляд.

– С чего ты взял, что я с вами пойду? – холодно осведомился он.

– Сказал, пойдёшь, значит, пойдёшь. С тобой говорить хотят.

Подельники Селёдки заухмылялись.

– Ты слишком много себе позволяешь, Герман, – сухо сказала Гертруда. – Или забыл, что с тобой случилось в прошлый раз?

Казалось, тот заколебался, даже немного побледнел, но уходить, похоже, не был намерен.

– Ты, Герта, молчи лучше, – сказал он. – Мне с тобой враждовать неохота. Ты не знаешь, кто это такой.

– А мне плевать, кто он такой. Он у меня в гостях.

Герман вытянул руку.

– Энтот парень года полтора назад навёл здесь такого шороху, что у нашей братии до сих пор руки чешутся. Потом собрал себе кодлу и промышлял на дорогах…

– Это был не я, – сказал Жуга. – Тот парень украл моё имя. Я убил его.

– Во-во, – кивнул Селёдка, – от подельников избавился! А после в Лиссе вырезал в корчме двенадцать человек.

– Сколько-сколько? – брови травника полезли вверх. – Уже двенадцать?

Приятель Германа – коротконогий парень в кожаной куртке, стоявший у окна, сердито сплюнул. Лицо у него было круглое, с редкой бородёнкой неприятного тёмно-рыжего оттенка. Он вынул нож – широкий крис с истёртой рукоятью и махнул им в сторону двери.

– Скажи спасибо, что ты здесь, – сказал он. – Кабы не Гертрудин дом был, прямо тут порезали бы… А ну, кончай болтать. Пошли!

– А этого? – указал другой на Вильяма.

– А про него ничё не говорили.

– Лови! – вскричал Жуга и ничком рухнул на пол.

Шар взвился в воздух. Гертруда мигом укрылась за столом, рванула Вильяма за руку. Тот упал. Герман вытянул руку, поймал хрусталь и недоумённо на него воззрился. Поверхность шарика играла радужными бликами, искрилась, вихрилась яркими снежинками. Селёдка полюбовался шариком и сунул его в карман.

– А ничё игрушка. – Поднял взгляд на травника. – И чё? Сыграем в мячик?

– В ящик он сыграет, – снова сплюнул тот, что стоял у окна.

Остальные загоготали. Только Герман остался серьёзен.

Жуга поднялся, несколько обескураженный. Помедлил и шагнул к двери.

– Постой, – Гертруда ухватила его за рукав.

– Не надо, – бросил тот, высвобождая руку. – Лучше, если это будет… не здесь.

Трое расступились, пропуская травника, и двинулись за ним. Селёдка обернулся на пороге. Повёл арбалетом.

– А вы сидите тихо. Слышь, Гертруда, чё я говорю? Не лезь, куда не просят. Поняли? Покедова.

Едва закрылась дверь, Вильям и Герта бросились к окну.

– Ах, сучий выкормыш! – Гертруда топнула ногой. Схватилась за оконную защёлку, ударила кулаком. – Ах ты, селёдка вонючая! Чтоб тебе жопу разодрало… Вильям! Помоги открыть окно!

Вильям, не ожидавший от неё подобных выражений, покраснел, но бросился на помощь. Вдвоём они расковыряли шпингалет и распахнули створки. Травник и остальные в этот момент проходили мимо беседки.

– Жуга! – истошно выкрикнула Герта. – Хрусталь! Не надо разбивать! Там…

Двое идущих обернулись на крик, и травник рванулся вперёд.

Первым повалился тот, что шёл слева. Второй взмахнул тесаком. Жуга мгновенно уклонился, нож пробил толстый верблюжий плащ и застрял. Жуга перехватил под руку нападавшего, вывернул, ударил локтем, закружил и короткой подсечкой бросил его на землю. Хрустнула кость, упавший вскрикнул коротко и страшно и обмяк. Меж тем упавший первым выхватил из-за голенища клинок и бросился в атаку. Блеснула сталь. Жуга ударил, крутанулся вправо, влево, путаясь в плаще. Второй, размахивая крисом, прыгнул на травника со спины. Ударил. Промахнулся. Ударил снова и попал. Плащ травника окрасился кровавым, он упал, и все трое смешались в свалке.

– В стороны, сукины дети, в стороны! – вопил Селёдка, брызжа слюной и прыгая вокруг дерущихся. Арбалет в его руках дёргался, выцеливая травника.

– Щас я его, падлу!..

Жуга рывком поднялся на колено, вывернул руку с зажатым в ней ножом и коротко, два раза пнул лежащего в лицо. Перекатился на спину, лицом к другому нападавшему, согнул проворно ноги и опять ударил – теперь уже в грудь. Подброшенный, бородач упал спиной на тумбу солнечных часов и замер, проколотый, как бабочка булавкой. Мгновение удивлённо пялился на штырь, торчащий из груди, попытался сказать, но тут у него горлом хлынула кровь, и он умолк. Крис выпал из его руки и воткнулся в снег.