и деятельности графа Н.П. Румянцева, в частности, опубликовал интереснейшую переписку графа с зарубежными коллегами.

Примером могут служить два письма, о которых сообщает профессор А. Ивановский:

«По поручению Румянцева Вук Стефанович Караджич описывал сербские грамоты, сообщал ему сведения о памятниках сербской литературы, отвечал на предложенные ему вопросы о том, известны ли сербам разные лица и имена народов, упоминаемых в русских летописях, также разные древние слова в них встречающиеся, и какие есть у сербов святые, не помещенные в русских месяцесловах.

Профессор библиографии и библиотекарь Краковского университета Самуил Бандтке, которого «История Польского Королевства» переведена на русский язык, 1 декабря 1818 года из Кракова пишет графу Румянцеву письмо, адресуя его к нему, как знаменитейшему и просвещеннейшему мужу: «Удостойте, сиятельный граф, вы, который составляете украшение русского народа, славнейшего между племенами славянскими, удостойте принять мои труды со свойственным вам снисхождением. Вместе с сим позвольте мне, надеясь на вашу благосклонность, донести здесь вашему сиятельству о таком предмете, который относится к ученым изысканиям в рассуждении славян, а следовательно и русских».

Книга, на которую Бандтке обращал внимание графа, – это было его же сочинение: «История Краковской типографии», в которой упоминается о славянской книге кирилловской печати «Осьмигласник св. Иоанна Дамаскина», напечатанной в 1401 году в Кракове Свебольдом Фиолем и хранившейся в Бреслау в общественной Ридигеровой библиотеке.

«Правда, – писал Бандтке, – узнал из журнала Бакмейстера и из ученой переписки Иосифа Добровского, что краковский псалтырь или часослов куплен был гр. Толстым, но признаюсь, подлинное и полное заглавие этой книги мне стало известным только из благосклонного отзыва вашего сиятельства» (Ивановский. С. 49–50).

Своими заветными мыслями граф Румянцев делился чаще всего с митрополитом Евгением: «Давно питаю мысль важную, которая приготовила бы для будущего полного сочинения российской истории все нужные элементы; я бы желал составить общество писцев, которым бы одна особа читала постепенно все печатные русские летописи, а каждый бы из них обложен будучи особым трудом, вносил бы в свою тетрадку выписку того только, что к его труду принадлежит, например: один занимался бы извлением из летописцев всех без изъятия упоминаемых лиц; другой всех географических упоминаний областей, градов, сел, гор, рек и урочищ, дабы можно было из сих двух статей составить два лексикона; третий бы в свою тетрадь единственно вписывал бы все обстоятельства, касающиеся до порабощения нашего татарам, с упоминанием всех татарских лиц без изъятия; четвертый в свою тетрадь вносил бы выписку всех статистических статей, т. е. известий о налогах, о доходах, о монетах, о разных ценах на хлеб и иных припасах, одним словом – все, что принадлежит государственному и личному хозяйству и так далее. Таковыя полные выписки из всех летописцев, окончательно будучи приведены в согласный хронологический порядок и напечатаны особо, много бы облегчили труд будущих писателей российской истории или исследователей некоторых только ея древностей» (Там же. С. 61).

В круг интересов графа Румянцева попала книга немецкого ученого Гольмана «Рустрингия», перевести ее на русский язык Румянцев поручил И.М. Снегиреву. И в связи с этой книгой высказал преосвященному Евгению одну из замечательных мыслей: «Вы, может быть, вспомнить изволите, что в очень давнем с вами личном разговоре я показывал иметь (т. е. высказал. – В. П.) особенное заключение о начатках России; взгляните на прилагаемую здесь тетрадку о Рустрингии и в ней найдете, что мою тайну высказывает один профессор. Я точно уверен, что Рюрик, основатель России, есть варяг, племянник того Гаральда, которого крестил и его с ним вместе в Ингельгейме близ Майнца император Лудовик, которого мы так неправильно называем благочастивым, вместо Le Debonnaire. Вы, конечно, вспомнить изволите, что западные хроники, повествуя сие обстоятельство, утверждают, что при крещении сим варягам император пожаловал во владение часть Фризии, называемой Рустрия, что нынешний Евер.

Оттоль такое подробное и почти буквальное сходство «Русской Правды» с фризскими того времени законами. Оттоль столь много саксонского языка слов в языке нашем и понятными становятся столь многие браки наших самых древних великих князей, соплетающие их с западною империею и с французским королевством, где действовали варяги. Рюрик не росс, но владетель их и как пишет Нестор, поя себе всю Русь перевел ее из Германской Империи к нам прежде на Ильмень; но выжитыя оттуда республиканским духом новгородцев, сии военные промышленники поселились по ту сторону Днепра на его берегах, и та-то земля во всех наших древних летописях особенно почитается русью и даже именуется просто русская. Из Новгорода, когда архиерей идет ставится в Киев к митрополиту, куда сказано, что пошел – пошел на Русь. Князья по сю сторону Днепра, владеющие знатными уделами, жалуются, что в России «не дано им ни лоскутка» (Там же. С. 41–42).

Современникам графа Николая Петровича Румянцева было трудно осознать, зачем столь богатый вельможа собирает «обрывки пергаментных переплетов и разных характерных листков, которых слова мало кому понятны. Но именно эти самые листки и клочки увековечили имя Румянцева, и кто из его современников, сановных бояр, мог подумать, что из клочков древних рукописей он составил величественное здание, которое просветит отечественную историю и составит несокрушимый памятник его имени» (Там же. С. 41–42).

Граф Румянцев олицетворял собой ту притягательную силу, к которой устремлялись ученые, писатели, собиратели российских ценностей, любители старины, такие как М.П. Погодин, граф Федор Толстой, В.В. Ундольский, А.Н. Неустроев, Н.М. Карамзин, уж не говоря о тех, кто каждодневно занимался сбором старинных рукописей в Московском архиве. В каких только европейских архивах не было письма графа Румянцева с неизменным вопросом: нет ли каких сведений о России, о ее происхождении, о русских и их становлении как нации? Имя графа Румянцева было настолько весомо, что открывало малейшие закоулки любого архива.

По просьбе графа Румянцева русский посол граф С.Р. Воронцов попросил английское правительство снять копии с древних актов посольского архива, в которых есть данные о сношениях России и Англии. Появились документы о времени царя Ивана Васильевича и его преемников, хранящиеся в библиотеке британского музея.

В Венской императорской библиотеке по поручению графа Румянцева были отысканы 114 рукописей, в которых говорится о взаимоотношениях России, Польши и Литвы в ХV столетии. Из архивов парижских, лондонских, берлинских, римских, флорентийских, венских, кенигсбергских были присланы необходимые копии.

Граф Румянцев сотрудничал с известными специалистами чуть ли не всего мира. Вот лишь несколько имен выдающихся ученых: Лерберг, Круг, Френ, Аделунг, Эверс, Энгельгард, Моргенштерн, Унгерштерн, Шульц, Штрандиман, Гаммер…

«Давно уже я старался, но без успеха, сблизиться коротким знакомством с г. Востоковым, – писал граф Румянцев преосвященному Евгению, – он… очень страждет с незнакомыми людьми,