свободе человека. Но ведь чуть больше двадцати лет тому назад он сам думал о свободе человека, о своей неспособности управлять самодержавно и желании отказаться от императорской власти. И что же – он должен арестовать этих протестантов? Но они думают так же, как и он двадцать лет тому назад…

Вторую половину 1824 и первую половину 1825 года Николай Петрович прожил в Гомеле, всецело погруженный в повседневную работу над 4-м томом своего любимого издания «Собрания государственных грамот и договоров».

Отовсюду в Гомель приходили письма, пакеты с рукописями, журналы из Москвы и Петербурга. Как-то еще в Петербурге, 3 июня 1824 года, граф Румянцев, вчитываясь в одну из старых рукописей, содержащую указ царя и великого князя Федора Алексеевича, наткнулся в конце указа на собственноручную подпись покойного его деда. Разве не стоит ему этим заняться? И решил: приедет в Москву и поговорит со сведущими людьми об этом документе. А разве просьба митрополита Евгения, который заинтересовался списком Кенигсбергских грамот, не интересна для румянцевской группы? Он попросил сделать копию этого списка и послать ему в Киев. Нужно и заказать, и послать. Кто, кроме него, может это сделать? Вот еще что. Прислал аббат Добровский славное свое сочинение о Кирилле и Мефодии на немецком языке. А кто переведет его на русский язык? А разве не могла не порадовать графа весьма древняя рукопись, которую купил за умеренную цену и прислал в Гомель Калайдович? А прелюбопытная рукопись из Боровска? Ведь, казалось, Румянцев со Строевым тщательно обследовали Боровск, а проглядели… Перелистывая страницы «Вестника Европы», Румянцев обратил внимание на историческую статью Арцыбашева о времени Изяслава II, где тот впервые ссылается на Киевскую летопись. Что он под сим разумеет? Не Волынского ли летописца? В том же «Вестнике Европы» заговорили об одной найденной азиатской вещи близ Дона, и академик Френ, и М. Каченовский высказали свои предположения. Недавно Румянцев с большим интересом прочитал статью Г.А. Буткова о Кипчакской орде, или о монголах. Он много знает, что редко можно сказать о большей части русских писателей. Кто он таков, занят службою или нет, что он еще написал? Придется опять просить господина Малиновского узнать подробности биографии этого Буткова. И сколько таких неожиданных вопросов возникает чуть ли не каждый день…

Граф Румянцев в полной уверенности, что он доведет 4-й том «Собрания государственных грамот» до публикации, продолжает думать о привлечении к творческой работе новых людей. Первые же статьи молодого ученого Погодина остановили его внимание. 13 января 1825 года он пишет Малиновскому: «Свидельствуйте, пожалуйте, мой поклон г. Погодину и отдайте ему от меня приложенную здесь выписку из ответа, полученного мною от г. Востокова, которому я поручил сличить с подлинником перевод его о Кирилле и Мефодие. Я точно прочу себе этого молодого человека, и когда у меня бродит в мыслях намерение употребить его дарования и большия познания за границею. И для этого мне заблаговременно нужно знать, женат ли он или холост, свободно ли говорит по-французски и по-немецки, имеет ли хотя малый навык в итальянском языке; также какое он по службе занимает место и получает жалованье, и сверх того, сколько трудами своими в Москве, то есть за уроки, в год собрать может. Я еще далеко от того отстаю, чтобы иметь возможность исполнить предполагаемую мною мысль; но для чего же мне не собрать и заблаговременно таковыя о г. Погодине сведения? Однако, прошу Ваше Превосходительство собрать их, как будто от себя и не объявляя ни г. Погодину, ни другому кому, что к Вам теперь о нем пишу» (Там же. С. 307).

В начале лета 1825 года граф Румянцев прочитал восемь листов 4-го тома «Собрания государственных грамот» и выразил одобрение избранному составу.

Вернувшись в Петербург, граф Румянцев 18 августа 1825 года сообщает Малиновскому: «Позвольте мне, Милостивый Государь мой, похвалиться пред Вами, как пред другом, тем, что Государь, во всемилостивейшем ко мне внимании, сведав о прибытии моем в С.-Петербург, изволил ко мне прислать, приветствуя меня с тем и милостиво наведываясь о состоянии здравия моего» (Там же. С. 329).

5 декабря 1825 года граф Румянцев отправляет Малиновскому одно из последних писем: «В постели лежа пятый день от страшнаго убоя, единственно от того, что без помощи хотев со стула встать и только выпрямиться, упал на пол, и так зашибся больно, что люди меня с трудом могли поднять и донести, а не довести до постели. Первый день страдание было непомерное, но с тех пор уменьшается оно и облегчение получил я великое; однако продолжаю страдать от бессонницы. В таковых неблагоприятных обстоятельствах получаю я письмо Вашего Превосходительства и при нем окончательные листы Кирилла и Мефодия. Мне очень жаль, что еще не имею возможности их порядочно рассмотреть. Но уверен будучи, что труд сей заслужил от Вашего Превосходительства одобрение, без сомнения и меня порадует: и для того прошу Вас, Милостивый Государь мой, сказать г. Погодину за то мою благодарность. Что же касается до раздачи нескольких экземпляров в Москве, то прошу покорно поступить по примеру раздачи экземпляров Экзарха Болгарскаго и также ко мне пожаловать – прислать то же число оных, которое мне тогда прислано и из них та же часть в переплете в корешке. Да пожалуйте, припомните мне, какое я обещался г. Погодину сделать денежное вознаграждение, опричь того числа экземпляров, которые по тому же условию ему принадлежат, и прошу Вас, милостивый государь мой, их тотчас ему вручить… Письмо и книга г. Погодина равно до меня дошли; трудом г. Погодина я буду хвалиться пред Преосвященным митрополитом Евгением» (Там же. С. 334).

Последняя просьба государственного канцлера графа Румянцева была удовлетворена в самом конце его жизни: молодой человек г. Городской, за которого очень хлопотал граф Румянцев, был зачислен «в ведомство Коллегии с причислением к Московскому архиву» (Там же. С. 335).

3 января 1826 года граф Николай Петрович Румянцев скончался.

888

О заслугах графа Николая Петровича Румянцева, государственного канцлера и общественного деятеля, писали многие придворные, академики, ученые, писатели, библиотекари и общественные деятели. Достаточно посмотреть «Русский библиографический словарь» под редакцией А.А. Половцова (1913. Т. 16), чтобы убедиться в этом. К различным памятным датам профессора и преподаватели читали лекции о вкладе Н.П. Румянцева в науку и просвещение.

Профессор А. Ивановский читал лекции о государственном канцлере Румянцеве в Москве, Петербурге, Воронеже и Киеве, из лекций сложился биографический очерк «Государственный канцлер граф Николай Петрович Румянцев» (СПб., 1871), в котором автор подробнейшим образом рассказал о многогранной личности