Хотя понимание характеризуется Шлейермахером как беспрерывный «бег» мысли по замкнутому кругу, последний может быть «разорван» для того, чтобы начался сам процесс понимания. Всякому процессу понимания предшествует предпонимание (Vorverstehung) — предварительное понимание (знание), каковым и выступает понимание «целого», которое есть необходимая предпосылка понимания «частного». «Всё единичное, — отмечает Шлейермахер, — следует понимать только из целого»[1395] [1396]. А потому первый канон грамматического толкования Шлейермахер формулирует так: «всё, что в данной речи еще требует уточнения, уточняется только из языковой области, общей автору и первым читателям. Всё нуждается

300

в уточнении и уточняется только в контексте».

Шлейермахер широко использовал принцип герменевтического круга при разработке основных правил истолкования. И как было показано выше, одним из необходимых условий успешного осуществления герменевтической процедуры является правило «уравнения» позиций исследователя и автора: исследователь должен встать на «уровень» автора, т. е. должен «сравняться» с ним и в знании языка, и в знании его внутренней и внешней жизни, устраняя тем самым историческую дистанцию между собой и автором и предавая забвению свою собственную личность и особенности своей собственной культурно-исторической ситуации* Полностью это осуществить исследователь может только в процессе работы над текстом, т. е. его истолкования. Конечным результатом герменевтической процедуры должно стать лучшее понимание исследователем самого автора, которое, по мнению Шлейермахера, вполне возможно в силу того, что исследователь, не обладая непосредственным знанием замыслов и намерений автора, вынужден стремиться к осознанию многого из оставшегося для него неосознанным, а, следовательно, и непонятым.

Герменевтическое учение Шлейермахера оказало огромное влияние на дальнейшее развитие герменевтической философской традиции. Можно сказать, что истоки всех современных герменевтических теорий — Дильтея, Хайдеггера, Гадамера и др. лежат в универсальной герменевтике Фр. Шлейермахера, каждая из которых представляет собой определенную модификацию ее основных принципов.

Герменевтика Шлейермахера оказала продуктивное воздействие прежде всего на философа-неокантианца Вильгельма Дильтея (1833-1911), который попытался трансформировать герменевтику как учение об искусстве понимания в фундаментальную науку о методологии интерпретации вообще. Исходной точкой в этом его намерении явился идущий от немецкой традиции, в частности от Канта, опыт критического исследования разума. Но если, как известно, великий кёнигсбергец осуществил «критику чистого разума», то Дильтей дополнил последнюю «критикой исторического разума», посредством которой разрушил господствовавший до того в умах интеллектуальных европейцев позитивистский миф о единой методологии для естественных и гуманитарных наук. Эта методология требовала строить всё научное знание по образцу знания естественно-научного.

Альфой и омегой его фундаментальной философской программы явились идея принципиального разграничения «наук о природе» и «наук духе» (в его терминологии), доселе воспринимавшихся как единое целое, и производная от нее — идея философского, точнее, гносеологического обоснования наук о духе, опирающегося на реконструкцию «первичного опыта жизни».

Различие «наук о природе» и «наук о духе» проистекает не из специфики изучаемых ими объектов, а из своеобразия установок мышления, наличия двух специфических видов опыта: внутреннего — жизненного — и внешнего — чувственного. «Науки о духе» основываются на жизненном опыте. Их объект понимается всей полнотой души, он дан через непосредственное знание и понимание. Естественные же науки формулируют свои законы и категории, абстрагируясь от чувственного опыта.

В чем же заключается различие между жизненным и чувственным опытом? По Дильтею, жизненный опыт — это «совокупность процессов, в ходе которых мы подвергаем испытанию жизненные ценности и ценности вещей[1397]…, это, растущее уразумение и рефлексия о жизни»[1398], иными словами, это изначальный способ восприятия человеком реальности. Такая специфическая «осведомленность» человека об окружающем его мире и самом себе предстает в виде непосредственного, неявного знания, предшествующего всякому дискурсу. Сам его Дильтей именует непосредственным «переживанием» опыта, которое и составляет фундамент наук о духе. Поэтому человек есть исходный и конечный пункт их анализа. Науки о духе изучают духовный, или культурный мир человеческого опыта.

Однако этот, созданный человеком, мир следует отличать от непосредственной природы как противостоящей человеку данности и являющейся предметом исследования естественных наук. Для него она есть нечто «чуждое» по отношению к той непосредственной «осведомленности», которая делает столь знакомым окружающий нас культурно-исторический мир: «Природа чужда нам. Она для нас лишь внешнее, никак не внутреннее. Общество — вот наш мир»[1399]. Исследуемые науками о природе связи и закономерности основываются на последовательности объективных явлений, управляемых законами причинности. Их объектами выступают физические процессы, а не проявления человеческого духа. Опыт, к которому прибегают естественные науки — чувственный опыт.

Такое различие наук о природе и наук о духе обусловливает необходимость использования в них двух абсолютно противоположных методов: первые имеют в своей основе «объясняющий», вторые — «понимающий» методы. Эту свою фундаментальную методологическую установку Диль- тей выразил в ставшей ныне широко известной формуле: «Природу мы объясняем, душевную жизнь мы постигаем»[1400]. А это значит, что вместо интерпретации жизни посредством понятийного аппарата традиционной эпистемологии, вместо попытки понять ее рассудком в качестве необходимой философствование необходимо начинать с самой жизни как начальной и всегда наличной реальности, индивидуальной фактичности[1401], которая может быть понята из нее самой. Специфическим методом постижения непосредственной реальности — жизни — выступает «понимание». Так категория «понимание» превращается в ключевую категорию герменевтической философии Дильтея.

«Понимание» как методологическая установка реализует себя в нерефлексивной дотеоретической форме, являясь неотъемлемой частью «естественной установки» человеческой жизни. Такое «понимание» всегда имплицитно присутствует в любом акте человеческого опыта. Правда, стремясь дать определение понятия «понимание», Дильтей сталкивается со значительными трудностями и в конечном итоге его содержание остается схематичным и символическим. Примером тому может служить следующее его определение: «…понимание есть не что иное, как перенос нашего собственного внутреннего опыта на безжизненную саму по себе внешнюю фактичность»[1402].