— Может быть… — сказал он задумчиво. — Я могу найти способ. Но мне претит брать еще один для этой цели.

Он имел в виду еще один камень. Я сглотнула комок в горле. Оставалось еще два. По одному на каждого, если Роджер или Бри и Джемми… но я решительно задушила эти мысли.

— Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?[141] — процитировала я. — Нет никакой пользы в том, чтобы владеть тайным богатством, если тебя могут обвалять в дегте и перьях. — Последняя мысль мне тоже не очень нравилась, но заглушить ее было не так просто.

Джейми посмотрел на свое предплечье — он закатал рукава, чтобы заняться корреспонденцией, бледнеющий след от ожога по-прежнему розовел среди выгоревших на солнце волос. Он вздохнул, обошел стол и взял перо из чернильницы.

— Ай. Пожалуй, стоит написать пару писем.

Глава 60

Прибытие бледного всадника

Двадцатого сентября Роджер читал проповедь по цитате из Библии: «но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное». А двадцать первого сентября одна из этих «немощных» вещей вознамерилась подтвердить сказанное.

Патрик и Гортензия Макнилл вместе с детьми не пришли на службу. Они всегда приходили, и их отсутствие вызвало пересуды, так что на следующее утро Роджер попросил Брианну навестить их и проверить, не случилось ли чего.

— Я бы сходил сам, — сказал он, выскребая остатки каши со дна миски, — но я обещал съездить с Джоном Макэфи и его отцом в Браунсвиль. Он хочет сделать предложение девушке.

— Он берет тебя, чтобы ты сразу обручил их, если она согласится? — спросила я. — Или ты едешь, чтобы парня ненароком не убил один из Браунов?

С тех пор как тело Лайонела Брауна возвратили брату, с Браунами не было открытого конфликта, но то и дело происходили небольшие стычки, когда люди из Браунсвиля встречали мужчин из Риджа в округе.

— Последнее. — Роджер поморщился. — Хотя я питаю надежду, что пара браков между Риджем и Браунсвилем могли бы со временем поправить дело.

Джейми, который читал газету из последней партии, поднял на него взгляд.

— Да? Отличная мысль. Но этот план не всегда работает как надо. — Он улыбнулся. — Мой дядя Колум выдал мою мать замуж за Гранта, чтобы улучшить отношения между кланами. К сожалению, — добавил он, перевернув страницу, — моя мать не разделяла его амбиций. Вместо этого она серьезно оскорбила Малкольма Гранта, пырнула ножом дядю Дугала и сбежала с моим отцом.

— Правда? — Брианна еще не слышала эту драматическую историю и зачарованно смотрела на отца. Роджер бросил на нее косой взгляд и кашлянул, на всякий случай забрав из рук у жены острый нож, которым она резала сосиски.

— Ну, будь что будет. — Роджер бодро встал из-за стола с ножом в руке. — Не забудь заглянуть к Патрику, если тебе не сложно, — нужно убедиться, что у них все в порядке.

В итоге мы с Лиззи присоединились к Брианне, чтобы заодно навестить Марсали и Фергуса, которые жили неподалеку от Макниллов. Мы встретили Марсали по пути, она возвращалась из солодовни. Таким образом, к хижине Макниллов мы подошли вчетвером.

— Откуда вдруг столько мух? — Лиззи хлопнула по большой навозной мухе, которая села ей на руку, затем отмахнулась еще от двух, кружившихся возле ее лица.

— Рядом кто-то умер. — Марсали приподняла лицо, принюхиваясь. — Наверное, в лесу. Слышите ворон?

Тут и правда были вороны. Они каркали в верхушках ближних деревьев… Посмотрев вверх, я увидела, что еще часть кружат над нами — черные точки на фоне ослепительного неба.

— Это не в лесу, — голос Бри внезапно изменился. Она смотрела на хижину. Дверь была плотно закрыта, и множество мух гудело, теснясь на поверхности обтянутого шкурой окна. — Скорее!

Запах в хижине стоял нечеловеческий. Я увидела, что у девушек перехватило дыхание, и они крепко сжали губы, когда мы распахнули дверь. К сожалению, это было необходимо, чтобы не задохнуться. Я старалась дышать часто и неглубоко, пока шла через темную комнату и срывала шкуру, которая закрывала окно.

— Оставьте дверь открытой, — сказала я, не обращая внимания на слабый стон со стороны кровати в ответ на резкий дневной свет. — Лиззи, разожги костер, чтобы было побольше дыма, один около двери, другой у окна, с внешней стороны, — нам надо избавиться от насекомых. Начни с сухого хвороста и травы, а потом добавь что-нибудь влажное: древесину, мох, мокрые листья — чтобы было больше дыма.

Мухи заполонили хижину, как только я открыла окно, и носились вокруг моего лица: слепни, навозные мухи, комары. Привлеченные запахом, они долго ждали снаружи на теплых бревнах, ища вход, предвкушая пир, отчаянно надеясь найти местечко, чтобы отложить яйца.

За минуту комната стала гудящим адом, но без света и воздуха было не обойтись, с мухами придется разбираться по ходу дела. Я сняла свой платок и свернула пополам, используя в качестве импровизированной мухобойки, перед тем как наклониться к кровати. Там были Гортензия и двое ее детей. Все трое голые, их мертвенно-бледные конечности блестели влажным потом закупоренной хижины. В тех местах, куда падал солнечный свет, их тела отливали липкой белизной с красновато-коричневыми потеками в области ног. Я надеялась, что это была только диарея, не кровь…

Кто-то застонал; кто-то зашевелился. Живы, слава богу! Покрывала и простыни были сброшены на пол спутанной грудой. Это было удачей — по крайней мере, они остались чистыми. Я подумала, что нужно будет сжечь соломенный матрас, как только освободим его.

— Не суй руки в рот, — пробормотала я Бри, когда мы начали работать, разнимая спутанные тела.

— Да ты шутишь, — процедила она сквозь зубы, одновременно улыбаясь бледному ребенку лет пяти-шести, который лежал, скрючившись от очередного спазма диареи. Она просунула руки под мышки маленькой девочки. — Давай-ка мы тебя поднимем, милая.

Ребенок был слишком слаб, чтобы протестовать, руки и ноги безвольно повисли. Состояние ее сестры вызывало еще большую тревогу. Младенцу было не больше года, она совсем не двигалась — глаза глубоко запали. Симптом серьезного обезвоживания. Я взяла крошечную руку и мягко ущипнула большим и указательным пальцами. Крошечный пик сероватой кожи остался на мгновение, а потом начал медленно, медленно исчезать.

— Мать твою за ногу! — тихо пробормотала я себе под нос и быстро наклонилась, чтобы послушать ее грудь, положив на нее руку. Я различила слабый стук ее сердца — она была жива, пока жива. Если девочка слишком