По моему телу пробежала дрожь, и я прижалась к нему сильнее, находя утешение в монолитности его тела. Он был прав; я и сама наблюдала эту беспощадную родовую варварскую верность, но даже когда это происходило у меня под самым носом, было сложно их по-настоящему понять.

— Я помню, — сказала я.

Он кивнул, по-прежнему глядя на письмо.

— Джон такой же. Не все англичане таковы, но он такой. — Он посмотрел на меня, в его взгляде мешались досада и уважение. — Он человек его величества. Даже если сам архангел Гавриил появится перед ним и расскажет, что готовит будущее, он не оставит свою клятву.

— Думаешь? — сказала я уже смелее. — Я не уверена в этом…

Он удивленно приподнял брови, и я продолжила, подбирая правильные слова и немного запинаясь:

— Это… Я знаю, о чем ты говоришь — он человек чести. Но на этом все. Дело не в том, что он дал клятву королю. По крайней мере, это не та же клятва, которую приносили Колуму его люди, и не та клятва, которую дали тебе люди из Лаллиброха. Что имеет для него ценность и за что он готов отдать жизнь — это его честь.

— Ай, это так, — согласился он медленно, сосредоточенно сдвигая брови. — Но для солдата, такого солдата, как он, честь и долг неразделимы, ведь так? А долг связан с верностью королю.

Я выпрямила спину и потерла пальцем верхнюю губу, пытаясь облечь мысли в слова.

— Да, но я имею в виду немного другое. Для него важна идея. Он следует за идеалами, а не за людьми. Среди всех, кого ты знаешь, он может быть как раз тем единственным, кто поймет — это, возможно, первая война, где люди будут биться за идеалы.

Он прикрыл один глаз и озадаченно посмотрел на меня вторым.

— Ты говорила с Роджером Маком. Сама бы ты до этого не додумалась, саксоночка.

— Я так понимаю, что и ты с ним говорил, — парировала я, пропуская мимо ушей оскорбительную ремарку. К тому же он был прав. — Значит, ты понимаешь?

Он издал короткий шотландский звук, обозначающий неуверенное согласие.

— Я спросил его про крестовые походы — не думает ли он, что это тоже была война за идеалы? И он был вынужден признать, что идеалы играли не последнюю роль… как и деньги, как и политика. Я сказал, что так всегда было и так будет и в этот раз. Но ай, я понимаю, — добавил он поспешно, увидев мои раздувающиеся ноздри. — Что касается Джона Грея…

— Что касается Джона Грея, — отозвалась я, — у тебя есть шанс его убедить, потому что он одновременно рационален и не чужд идеалов. Тебе нужно убедить его, что честь заключается не в верности королю, но в следовании идеалам свободы. Это возможно.

Он издал еще один шотландский звук, на этот раз грудной и глубокий, полный сомнения. И тут меня осенило.

— Ты делаешь это не из-за идеалов, так? Не во имя свободы, равенства, самоопределения и прочего…

Он покачал головой.

— Нет, — отозвался он мягко. — И даже не ради того, чтобы быть на стороне победителей. Хотя это будет новый опыт, который внесет разнообразие в мою жизнь. — Он одарил меня неожиданной ироничной улыбкой, и я засмеялась, застигнутая врасплох его шуткой.

— Тогда почему? — спросила я очень мягко.

— Ради тебя, — ответил он быстро. — Ради Брианны и внука. Ради семьи. Ради будущего. Если это не идеал, то что тогда?

* * *

Джейми старался, как мог, в роли дипломата, но эффект от клейма Бобби оказался непреодолимым. Хотя мистер Уэмисс признавал, что Бобби приятный молодой человек, он не мог одобрить брак дочери с убийцей, независимо от того, что за обстоятельства привели к обвинению.

— Люди будут обращаться с ним дурно, сэр, вы это знаете, — сказал он, качая головой, в ответ на доводы Джейми. — Они не остановятся, чтобы расспросить, что да почему, если человека уже обвинили. Взять хоть его глаз… Я уверен, он ничего не делал, чтобы спровоцировать такое жестокое нападение. Как я могу позволить подвергать мою любимую Элизабет таким опасностям? Даже если ей удастся скрыться, что станет с ней и с ее детьми, когда его подстрелят на какой-нибудь случайной улице? — Он упрямо скрестил руки на груди. — К тому же, если в один прекрасный день он потеряет покровительство лорда Джона, он не сможет найти себе достойной работы, только не с этим клеймом на лице. Им придется побираться и нищенствовать. Я сам через это прошел, сэр, и все на свете отдам, лишь бы Лиззи не пришлось делить такую судьбу с кем-то другим.

Джейми потер лицо.

— Ай, я понимаю, Джозеф. К сожалению, тут ты прав. Но надо сказать, судя по тому, что я знаю, лорд Джон не собирается отказываться от услуг Бобби.

Мистер Уэмисс только качнул головой в ответ, он выглядел бледным и несчастным.

— Ну что ж. — Джейми поднялся из-за стола. — Я позову его сюда, и ты скажешь ему о своем решении.

Я тоже поднялась, а следом за мной в панике подскочил мистер Уэмисс.

— О сэр, не оставляйте меня с ним наедине!

— Ну, навряд ли он попытается тебя одурачить или применить силу, Джозеф, — сказал Джейми спокойно.

— Нет, — согласился мистер Уэмисс с сомнением. — Н‑нет… Наверное, нет. И все же я был бы благодарен, если бы вы были здесь, пока мы говорим. А вы останетесь, миссис Фрэзер? — Он обратил на меня умоляющий взгляд.

Я посмотрела на Джейми, и он кивнул, сдаваясь.

— Ладно, — сказал он. — Тогда я пойду позову его.

* * *

— Мне очень жаль, сэр. — Джозеф Уэмисс выглядел почти настолько же несчастным, как Бобби Хиггинс. Щуплый и стеснительный по натуре, он не привык к подобным беседам и продолжал то и дело посматривать на Джейми в поисках моральной поддержки, перед тем как обратиться к незадачливому почитателю своей дочери.

— Мне жаль, — повторил он, встречая взгляд с беспомощной искренностью. — Вы мне нравитесь, молодой человек, и Элизабет тоже, я уверен. Но ее благополучие, ее счастье — это моя первейшая обязанность. И я не думаю… Я полагаю, это не…

— Я буду добр к ней, — сказал Бобби беспокойно. — Не сомневайтесь в этом, сэр. У нее будет новое платье каждый год, и я все на свете продам, чтобы она ни в чем не нуждалась! — Бобби тоже посматривал на Джейми — видимо, в ожидании подкрепления.

— Я уверен, мистер Уэмисс не сомневается в