Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, Машенька, он вообще не любит подобные мероприятия, – оживляется собеседник, добившись моей реакции.
– Тогда тем более странно, – озвучиваю вслух собственные мысли. – Зачем делать то, что не нравится? Особенно на собственный день рождения.
– Ну, не скажите, – мужчина забирает со столика два бокала с шампанским и вручает один мне, подхватывая под локоть и увлекая за собой к окну. – Он знает, что коллективу это будет полезно. Во всех отношениях. И отдохнуть, и расслабиться, и хорошо провести время. Как мы с вами.
Его голос внезапно понижается до почти интимного шепота, и я выдергиваю руку, обескураженная таким поведением. Что он себе позволяет? Не собираюсь проводить с ним время, ни хорошо, ни вообще никак. И говорить не хочу. Я сюда пришла совсем с другой целью.
– Что вы, Машенька, не бойтесь! – его казавшаяся мне до этого приветливой улыбка вдруг обретает какие-то неестественные слащавые оттенки. – Вы самая красивая девушка здесь, знаете об этом? Я очарован!
Что-то, а уж лесть от искренних комплиментов я отличать научилась. И сейчас не верю ни единому слову этого странного типа. Он даже представиться не удосужился, но отчего-то решил, что может позволить себе подобные заявления в мой адрес.
– Вы же согласитесь со мной потанцевать? – тянет руку к моему лицу, поправляя прядь волос. Вроде бы спрашивает, хотя по всему понятно, что уверен в моем согласии.
– Нет, простите, – отставляю бокал с шампанским, так и не попробовав. – Я не планировала танцевать.
– Как же так, Машенька? Я весь день об этом мечтал, – продолжает тянуть он волынку, и я хмурюсь, не в состоянии отделаться от ощущения, что вляпалась в какую-то грязь. При первой встрече и с утра он казался безобидным, а сейчас его общество откровенно напрягает. Неужели сам не видит, что это предложение мне нисколько не интересно?
– Простите, – пытаюсь обойти его и скрыться, но внезапно оказываюсь в тесном кольце рук. Он выше меня ростом почти на голову и довольно сильный, я упираюсь ладонями в твердую грудь, пытаясь оттолкнуть его и вырваться, но почти ничего не выходит. Мужчина держит крепко, а при звуках новой мелодии начинает покачиваться, будто бы я дала согласие на танец. Хотя теперь даже мысль об этом становится омерзительной: терпеть не могу, когда кто-то так напрягает!
– Пустите сейчас же! – шиплю, стараясь не привлекать внимания окружающих. Мне совершенно не хочется скандалить и делать что-то такое, что может увидеть Алексей. Все-таки это его праздник, и он пригласил всех до единого совсем не для того, чтобы превратить вечер в разборки.
– Один танец, Маша, – мой неожиданный партнер снова улыбается и шепчет в ухо, почти дотрагиваясь до него губами. – Ну, не упрямьтесь. Вы прелестно танцуете!
– А вы нет, – мрачно отзываюсь на сомнительную похвалу, делая очередную попытку вырваться. Но при этом понимаю, что ничего не выйдет. Или надо вести себя резче и наглее, действительно устроив скандал и потребовав, чтобы он меня отпустил, или смириться и дотерпеть до конца танца.
Я выбираю второе. Хватит вчерашнего происшествия в столовой, не хочу снова оказываться в эпицентре проблем. Тем более, еще предстоит дождаться Алексея и вручить ему подарок. И вряд ли это получится, если сейчас я устрою потасовку посреди зала.
Правда, эти несколько минут в навязанных, нежеланных объятьях кажутся мучительно долгими. Все силы уходят на то, чтобы сдержать рвущееся наружу возмущение. Пропускаю мимо ушей становящиеся все более пошлыми шуточки, сосредотачиваясь на том, что и как скажу при встрече Лавроненко. Мысли о нем несут облегчение, и я даже на какое-то время отвлекаюсь от неприятного общества. А когда музыка, наконец, стихает, давлю на плечи мужчины, отстраняясь и радуясь, что на этот раз получается.
– Спасибо, милая, это было потрясающе! – едва успею увернуться от склоняющихся ко мне губ. Судорожно ловлю ртом воздух, понимая, что мужчина только что едва не поцеловал. Что за напасть-то такая? Откуда он вообще взялся на мою голову?
Хватаю оставленную на стуле сумочку и направляюсь в противоположный конец зала. Подальше от этого бесцеремонного типа. Мне надо найти шефа, а если нет, просто уберусь отсюда, чтобы больше не нарываться на неприятности. В конце концов, подарок можно вручить и завтра.
Но мне везет. Кажется. Потому что обнаружить Лавроненко удается почти сразу, вот только он совсем не выглядит как человек, обрадовавшийся встрече. Одаривает меня тяжелым взглядом, хмуро кивая в ответ на приветствие.
Все заготовленные пожелания как-то в момент вылетают из головы. Он стоит у входа на веранду, за массивной колонной, скрывающей нас от большинства других гостей. А те, кто находится неподалеку, заняты своими делами и в нашу сторону даже не смотрят.
Это хорошо, наверное, ведь я могу воспользоваться ситуацией и поздравить его почти без свидетелей. Придумать бы еще только, какими именно словами. Переминаюсь с ноги на ногу, нащупывая в сумочке заветный конверт. Что в таких случаях обычно говорят? Уважаемый шеф? Дорогой Алексей Андреевич? Или просто Алексей?
Сердце заходится от волнения, и дышать становится тяжело, тем более что обращенный ко мне взгляд все так же строг и суров. Словно начальник собирается отчитать за какую-то оплошность и выбирает выражения покрепче. Но я ведь ничего не сделала плохого! Просто не успела, мы же еще не виделись сегодня. А вчера…
Воздуху становится тесно в груди, когда я вспоминаю разговор с отцом. То, что успела передумать за это время. То, как собиралась на работу, мечтая понравиться ему. И что же, нравится? Ну хоть немного? Почему про то, что я самая красивая мне плел совсем не тот человек?
– С днем рожденья! – выдаю срывающимся голосом, решая обойтись совсем без предисловий. Он и уважаемый, и дорогой, и самый лучший, но ни одно из этих определений не хватает смелости произнести. Особенно когда смотрит вот так, жестко и непонятно. Что происходит сейчас в его голове? Смогу ли я хоть когда-нибудь в этом разобраться?
Вытаскиваю конверт и шагаю вперед, ближе к Лавроненко. Приподнимаюсь на цыпочки, легонько касаясь губами щеки. Так все делают, я видела. Банальный жест, просто дань вежливости. Не руку же мне ему пожимать.
Но мужчина вдруг дергается, поворачивая голову, то ли пытаясь отстраниться, то ли еще с какой-то неведомой целью, и его губы замирают в нескольких миллиметрах от моих, опаляя жарким дыханием.
Никогда еще не находилась так близко к нему. Расстояния между нами почти нет, я ощущаю его дыхание на своих губах, а по всему телу растекаются какие-то странные импульсы. Мне тепло и немножко больно, но источник этой боли никак не могу уловить. Она зарождается где-то глубоко внутри и раскручивается в тугую спираль, расползаясь по каждой клеточке. И там снова пульсирует, мучительно заставляя желать большего.
У него густые и удивительно длинные ресницы. Гораздо длиннее, чем нужно для мужчины, а такой естественной, насыщенной черноты не добиться никакой тушью. Но мне хочется не просто смотреть, как они подрагивают – почувствовать, как щекочут кожу. Это наверняка неповторимо. Невероятно. Приятно до одури.