– Скажи, – осторожно начал Аркус. Он не кричал, но был услышан даже сквозь ржавый скрип. – Откуда у тебя шрам?

Толиман повернулся на пятках и закрыл худой ладонью затылок:

– Не помню. С детства, – ответил тот и зарылся взглядом в пол. – Аркус, а могу и я вас спросить?

– Кон-конечно, – Аркус запнулся от удивления.

– У Иркутска ведь были автономные метеостанции по всей Азии. Что говорят погодные сводки?

– Две недели назад температура скакнула вверх на десять градусов. В метеолабе вовсю кричат о раннем завершении ледникового периода и подбивают Совет Управляющих выделять ресурсы им вместо нас. Умники, тоже мне! – Аркус погрозил кулаком невидимому врагу. – Будто метеонаблюдения помогут, если это очередное временное потепление. Говорят "пара десятилетий, и выйдем на поверхность". Даже если так, проживем ли мы эти пару десятилетий?

– Нет, – с потрескавшихся губ Толимана сорвалась горькая усмешка, а глаза его хитро заблестели.

– Что-что? Не расслышал, – Аркус настороженно приложил ладонь к уху.

– Не проживем. Умрем мы все. И Кира будет править замерзшими мумиями! – слова разлетелись по эскалаторному тоннелю.

– Аккуратнее, – шепнул Аркус, опасливо озираясь. Как назло пришел в движение глазок ближайшей камеры и повернулся, провожая двух пассажиров эскалатора.

– Что аккуратнее? – искреннее непонимание в глазах Толимана обескураживало. – Вопрос только в том, как мы умрем. Героями, осваивая оттаявшую землю, или землеройками, убивая отведенное время на копошение в пещерах, чтобы на день-другой отсрочить свою кончину.

Аркус следил за движением губ Толимана в попытке считать с них звуки, которые съедал металлический скрежет. Услышанное точно выражало то, во что Аркус верил, но не мог сформулировать до этого момента. Даже злило, что не он сам додумался до такого.

– Разделяю твои слова, – только и смог сказать он.

Эскалаторная лента подошла к концу и оба пассажира ступили на холодный пол. Если бы тепло не поднималось по вентиляции с нижних уровней, то жить выше Сектора Безопасности, второго снизу, стало бы невозможно.

– Это "вокзал", – крикнул Аркус и развел руки, предлагая Толиману оглядеть большой зал, где сходились и откуда разъезжались все городские эскалаторы. Шума от одного уже хватало, чтобы заглушить собеседника, но когда их десятки – даже в собственные мысли приходилось вслушиваться. Стены "вокзала" когда-то покрывали термопанели с двойным звукопоглощением, однако многие из них истлели, большая часть просто отвалилась. Ничего не сдерживало теперь эхо ржавых несмазанных звеньев, от которого кожа у Аркуса шла мурашками. – Отсюда мы расходимся по лабораториям и соседним секторам. Если честно, то я не люблю это место. Даже у охраны здесь смена пять часов вместо положенных шести.

Толиман смущенно стукнул по ушам и помотал головой.

– Ну, разумеется, – Аркус измученно вздохнул и кивнул идти за ним.

Через минуту они шли по центральному залу. Мающаяся бездельем охрана у лифтов с любопытством поглядывала на них.

– Смотрите, это ж Аркус! – рабочие оторвались от замены прохудившихся кабелей и напрягли уши, чтобы послушать, о чем говорит "герой". Обрывки таких разговоров и до этого становились основой городских баек, но после того выступления на сцене внимание к Аркусу стало нездоровым: сначала все буйно приветствовали его, затем затихали, то ли ожидая речь, то ли новые откровения о жизни тайной лаборатории.

Перед обедом зал, как всегда, пустовал – все работали. Куполообразный потолок отражал звук шагов, так что казалось, будто марширует с десяток человек.

– Смотрю я на наш "вокзал" и думаю, что недолго нам осталось копошиться в горах, – Аркус грустно усмехнулся. – А как у вас было в Нью-Дзине?

Толиман вздрогнул, с почти осязаемой болью сощурился и застыл, как после представления в лаборатории. Аркус корил себя, что спросил так в лоб и сдернул с заживающей памяти корку:

– Прости. Я жил какое-то время в Нью-Дзине, так что это, вроде как, мой второй дом. Хотел разговорить тебя. Просто мне знакомо это чувство, когда ты маленький человек в новом городе. Хочу помочь тебе, но не знаю как, – Аркус по-дружески потрепал Толимана за плечо.

– Дайте мне зарыться в работу, – в нескрываемым раздражением выпалил Толиман. – Тогда все само пройдет. Как вы заметили по волосам, раньше я действительно работал над другой технологией. К моему мозгу подключили поляризатор, который должен был гасить остаточное излучение, чтобы я не постарел раньше времени. Но на тестах его замкнуло на двадцати процентах мощности. После этого я два месяца учился говорить. Поляризатор из меня, кстати, так и не достали – сказали, что опасно, – Толиман провел рукой по шее, будто унимая вновь вспыхнувшую боль.

В такие совпадения просто не верилось. Аркусу захотелось закричать, что с ним случилась такая же история, и что тоже на двадцати процентах, но он легко отделался. Щеки предательски раскраснелись, как в первый день работы в лаборатории, когда он сходу сломал новенький наноскоп.

– А… А чем отличается Скворец от той старой модели? – еле слышно прошептал Аркус. Они уже шли у лифтов, так что рабочим, оставшимся около вокзала, пришлось навострить уши, чтобы расслышать.

– Он повышает температуру, но не ускоряет рост, а если и делает это, то совсем незначительно. Специально сделал так, чтобы люди не пострадали, – Толиман, кажется заметил смятение Аркуса, и аккуратно предложил. – Вы бы уже вызвали уже лифт до Снабжения, а то мы тут встали и развлекаем публику разговорчиками.

Молчаливое ожидание Аркус воспринял как передышку. Хоть он и начальник, но первенство в разговоре уверенно держал Толиман. А совпадение их историй не только поразило Аркуса, но и пробудило в нем желание соревноваться.

Он уже наметил план действий, когда лифт распахнул двери.

– Скажи, Толиман, как ты пришел к этой работе?

Толиман вдруг довольно заулыбался, будто ждал этого вопроса:

– Ладно, расскажу все, что есть, – заговорил он, наконец. – Начну издалека. В детстве я слишком любил читать. Сначала мой отец давал листать со своего планшета всякие сказки и стишки, но они быстро наскучили. А вот история… – Толиман кивал, вспоминая. – Я зачитывался ей, пока в десять лет не наткнулся на одну книгу, отбившую всякое желание читать вообще. – Толиман сглотнул и замолчал.

– Ну, что за книга? – нетерпеливо спросил Аркус, чувствуя, что попался на крючок рассказчику. Толиман начал раскрываться и уже ни сколько не походил на того хмурого и неприветливого чужака, каким казался до этого. Он все реже цеплялся взглядом за пол, и вполне очевидно не был и в половину таким плохим, как о нем говорили.

– Жаль, Дара и Ян не понимают, – подумал Аркус вслух.

Толиман сощурился, но уточнять ничего не стал:

– Книга называлась "Краткая история общества начала двадцать второго века", автор как его там… – он неприязненно нахмурил брови, – Закатов Радион. Название не говорящее. По глупости я взял эту книжонку, написанную почти век назад. Закатов писал про своего прапрадеда, одного из первых переселенцев в горные города. Тот, как и все, не понимал тогда, зачем правительство тратится на такие толстые металлические ворота, если людям нужно всего годик переждать затянувшуюся зиму. Только повзрослев, Закатов старший понял, почему склады так жадно забивали доверху, и почему по переписи две тысячи сто тридцатого года в горных городах жило полтора миллиарда, если на планете всего было десять. "Зима не закончится, мы заперты навсегда" писал он. В Эльбрусе Закатов завел семью, стал работать прокладчиком тоннелей и начал вести дневник в огромной бумажной тетради – чудовищный архаизм даже по тем временам. Дневник и достался его правнуку. Знаешь, я рад, что старший Закатов не дожил до того момента, когда воздух стал ядом, поднялся неутихающий ураган, и выходы на поверхность запретили совсем. Маленький я не выдержал бы такую книгу.