— Ну что же, поеду искать концы, — сказал я.

Обнаружил в мобильнике имя Леши Флоренского. Мой звонок его разбудил. То, что Леша, много лет как звезда шоу-бизнеса, в двенадцать часов дня спит, можно было предположить заранее. Знакомы мы недолго, но благодаря некоторой моей телевизионной известности он почитал меня за равного, как генерал-аншеф Троекуров князя Верейского.

После хлопотных объяснений о том, что происходит, мне удалось получить от Леши телефон заместителя начальника ГАИ и, созвонившись с ним, договориться о встрече.

Ясное небо золотой осени закрылось мрачными свинцовыми тучами. Накрапывал дождик, небольшие капельки воды, точно разминаясь перед ливнем. Ладно, машина у нас хорошая, дворники меняли недавно. Вперед, по местам боевой славы. Я уже года четыре не был на малой родине.

Четыре года назад у меня там случился роман. Кстати, на физтехе появились девушки, не то что в мое время. Роман был прекрасен и мучителен. Но пока я прекрасно мучился, выяснилось, что Долгопрудный совершенно не подходит для гуляний. Ездить на машине вокруг городской свалки — еще туда-сюда, но, боюсь, я уже вышел из возраста, когда этот маршрут кажется романтичным. Да и запах… А так — промзона промзоной. Невозможно представить, что именно здесь больше шестидесяти лет находится институт, не уступающий MIT и Стэнфорду.

В здании ГАИ на окраине Долгопрудного меня принял полковник, который был любезен, однако не только отказался смотреть записи, но и не мог ничего прокомментировать.

— Какое отношение вы имеете к этой машине? Вы числитесь человеком, который оплатил ее страховку? Мы-то тут при чем? Допустить вас к записям права не имею. Если хотите, напишите заявление на мое имя, мы рассмотрим. Понимаю, меня просил помочь Флоренский. Видите, я с вами разговариваю? Но ситуация мне лично непонятна. Я думаю, что у вас проблем быть не должно, если это не вы. Пишите заявление, мы рассмотрим, разберемся и письменно ответим.

— Когда?

— Ну, в течение трех недель, не больше.

Я написал заявление, сдал его дежурному, развернулся и поехал обратно по Институтскому переулку. Спереди виднелся устремленный в небо фиолетовый корпус вычислительного центра физтеха, прозванный многими поколениями студентов чернильницей, справа — длинный новый дом, построенный на месте такого же длинного желтого цвета дома тридцатых годов. Он был известен всем студентам физтеха мемориальной доской в честь погибшего дирижабля Осоавиахима. Первые одиннадцать фамилий обладали свойством проскальзывать, но последний член экипажа оставался в памяти прохожего навсегда — синоптик Давид Градус.

Я даже помнил имена всех членов экипажа, сгоревших в дирижабле[23].

Наконец-то в доме открыли кофейню, первую нормальную на физтехе. Раньше в институте была только столовая, каждый из этажей которой спорил с другими за право первенства в чемпионате по отравлениям. Думаю, если бы семейство Борджиа провело там ревизию, оно удалилось бы в монастырь от ощущения своей неконкурентоспособности. Однажды между парами по теоретической физике и основам статистической обработки экспериментальных данных я пытался накормить кошку сосиской. Та обнюхивала и уходила. Она не была избалована и закормлена. Видели, как она ест хлеб. Благодаря второй сосиске мне удалось пропустить и теорфиз, и методы экспериментального исследования. Но, боюсь, это был не самый полезный пропуск в моей жизни, но один из самых неприятных… Физтех никогда не отличался требованиями к посещаемости, зато гордился требованиями к знаниям, а хорошо учились по книгам только самые талантливые.

Я доехал до конца Институтского переулка. Налево — переезд у станции Новодачная. Направо — проходящая вдоль кладбища дорога к Лихачевскому шоссе. Повернуть хотелось в сторону Новодачной. В конце концов, я столько лет провел под дождем на этой платформе, прикрываясь неубедительным зонтиком с поломанными спицами.

Увы, у поворота к переезду собралась внушительная пробка. Электрички не ходили. Перерыв на железной дороге использовался для того, чтобы пропустить товарные поезда. Куда идет Савеловская дорога, неизвестно ни одному москвичу, но движение по ней интенсивное. Минут двадцать-тридцать потеряю. Лучше поеду мимо кладбища.

Долгопрудненское кладбище — одно из самых крупных в Подмосковье. Уже многие годы оно выручает Москву, страдающую от избытка как живых, так и мертвых.

Дождь решил, что тренировок достаточно и пора начинать реальные действия. Хлынуло как из ведра. Датчик дождя включил дворники на полную мощность, климат-контроль занялся обогревом запотевающих стекол, и я почувствовал себя небожителем. Мне хорошо, а вокруг несчастные люди под зонтиками. Впрочем, от такого дождя никакой зонт не спасет. На остановке спряталась девушка: высокая, стройная, светловолосая. За струями дождя лица ее видно не было. Бедная, наверное, она решила навестить могилу какого-нибудь родственника.

Душа требовала высоких порывов. И хотя я никогда не представлял себя в качестве соблазнителя, который знакомится с девушками на дорогах, затормозил и опустил стекло.

— Девушка, куда вам? Давайте подвезу в такой-то дождь.

Иногда я подвожу людей из чистого интереса, всегда бесплатно. Наверное, это способ сказать «спасибо» собственной судьбе. Когда я купил себе первую машину, «Жигули», и еще не умел ездить, один старый водитель дал мне хороший совет: «А ты таксуй, денег бери поменьше, но город выучишь».

Деньги я брал и до сих пор горжусь, что заработал на кожаную куртку за полгода, но город я и правда выучил. Боюсь, что многие мои клиенты прокляли тот час, когда сели в новую голубую «шестерку» к улыбающемуся мальчишке с копной черных волос. Теперь, в память об этом, я иногда подвожу людей бесплатно.

Большой джип для девушки — потенциальная опасность. В общем-то, понимаю. Но все-таки дождь.

Она подошла к машине. И я понял, что передо мной Юля.

Погода была из тех, когда хороший хозяин не выгонит собаку на улицу. Что уж там говорить о несчастных стриптизершах.

Я припарковался у обочины и выскочил под дождь. Тридцать секунд ушло на то, чтобы открыть багажник и достать необходимое. Юля села на переднее сиденье. У ее темных кроссовок начала образовываться лужица.

— На, возьми. Лучше что-то, чем ничего, — сказал я и набросил на нее красный флисовый плед с эмблемой сотовой компании, украденный мной с каких-то съемок. Он пришелся ей по душе. Правда, на его поверхности стали сразу проступать мокрые темные пятна. Затем я прыгнул в машину и протянул Юле огромный, в кожаном чехле, термос с видами Музея Циолковского города Калуги.