— Вы хоть что-нибудь разузнали о ней?

— Нет, ничего. — Он с улыбкой покачал головой. — Педен говорит, я там с Кеннетом — любопытно.

По его беззаботному тону было ясно, что он не имеет ни малейшего представления о наклонностях брата.

— Вам нужно сосредоточиться на конкурсе, — сказала я. — Если Комитет увидит ваш «Восточный дворец», держу пари, за вами будут гоняться с чеком прежде, чем подогреют херес. Это чудесная картина, как раз для такого случая — монументальное здание, фигуры, волшебные цвета — все указывает на то, что именно вы должны писать королевский портрет.

Нед озадаченно хихикнул.

— Но, простите, Гарриет, вы же не видели картину.

— Верно, не видела, но слышала от Энни, что это — одна из лучших ваших работ.

— Ну, не знаю…

— Конечно, «Гондольеры» неплохи, хотя и не раскрывают всю глубину вашего таланта.

— Что ж, посмотрим. Ладно, я сейчас иду в парк — сделать несколько эскизов.

— У вас эскизов хватает. Вы закончите «Восточный дворец» за пару дней, если серьезно возьметесь за дело.

Нед с сомнением взглянул на меня и тихонько засмеялся. На верхней площадке появилась Энни — видимо, услышала наши голоса на лестнице. Перегнувшись через перила, она хмуро посмотрела вниз.

— А, это вы, Гарриет. Я вас заждалась.

— Бегу, — сказала я. — Мы с Недом обсуждали его картины.

— Пора перейти к нашей, вы не находите? Вас, наверное, обрадует, что мы почти закончили.

— Правда? Я думала, осталось еще много, например руки…

— Нет, — коротко сказала Энни. — Думаю, я почти готова. Еще несколько сеансов, и все. — Она посмотрела на Неда, задумчиво стоящего рядом со мной. — Дорогой, ты идешь?

Художник замялся.

— Не знаю… Вообще-то, я передумал. Пожалуй, вернусь в мастерскую. — С этими словами он взял мольберт и кивнул мне. — Спасибо, Гарриет. Уверен, вы правы. Наверное, мне стоит взяться за дело и хотя бы попробовать закончить «Восточный дворец». Прошу.

Нед подал мне руку и повел по лестнице перед собой. Признаюсь, я была польщена, что он последовал моему совету.

* * *

Тем не менее вопрос с карикатурой оставался нерешенным. Я чувствовала, что из этой кошмарной истории есть выход, но пока не могла ничего придумать. У Гиллеспи и так было туго с деньгами. Если после публикации сомнительного шаржа Нед лишится заказов, семья пострадает еще сильнее. Я попыталась отогнать жуткое видение: Нед с детьми, одетые в лохмотья и просящие милостыню на Бьюкенен-стрит. Конечно, я надеялась, что до этого не дойдет. Но как остановить Мунго Финдли?

Проведя ночь в бесплодных раздумьях, я решила, что должна увидеть карикатуру своими глазами. Я написала Финдли письмо с пометкой «срочно», притворившись, будто хочу заказать у него портрет, и в воскресенье утром лично доставила конверт в новое, в итальянском стиле здание на Уэст-Джордж-стрит, где располагалась редакция «Тисла». В ответ я надеялась получить приглашение в мастерскую, правда, еще не решила, что буду делать дальше. Почему-то я представляла Финдли неряхой, повсюду бросающим свои работы, и предполагала, что рисунок с Недом и Кеннетом может валяться на виду. Мне хватило бы и беглого взгляда, чтобы оценить, насколько он опасен, и при необходимости я была готова задействовать весь свой дар убеждения, чтобы оградить друзей от скандала.

Судя по всему, Финдли зачем-то заходил в редакцию в воскресенье, потому что ответ я получила в понедельник утром. Он сообщал свой адрес и приглашал к себе домой во вторник, в три часа. Конечно, я предпочла бы встретиться раньше — во вторник после обеда меня ждал сеанс с Энни. Вдобавок, неизвестно, почему Финдли явился в редакцию в выходной. А вдруг он оставил там законченную карикатуру? Не желая казаться торопливой, я написала, что принимаю приглашение, и приготовилась ждать.

* * *

Нет нужды подробно описывать встречу со «стариной Финдли-Биндли». В его доме на Смит-стрит-саут, хоть и довольно просторном, было грязно, сыро и затхло, неопрятный красноносый слуга выглядел так, будто несколько дней провалялся пьяным в канаве, да и сам художник оказался весьма неприятным типом. Мастерская находилась в глубине дома, в комнате с большими окнами. Там было на удивление пустынно: папка на столе, дюжина полотен у стены и ничего похожего на карикатуру. Боюсь, я плохо скрывала нетерпение, пока Финдли расставлял картины — в основном бездарные натюрморты с фруктами и тушками фазанов, годные разве что для росписи чайных подносов.

Таким образом, завладеть карикатурой оказалось не так-то просто. Чтобы убедить Финдли покинуть мастерскую, мне пришлось сделать вид, будто я слышала грохот в коридоре. Недоверчиво хмыкнув, он вышел, и я бросилась к портфолио. Понимая, что времени в обрез, я потянула за тесемки и распахнула папку. По счастью, на самом верху стопки рисунков лежала пресловутая карикатура.

Полагаю, спустя столько лет я могу позволить себе привести описание. Финдли изобразил братьев Гиллеспи в мастерской. Нед стоял у мольберта рядом с картиной «У пруда». Он выглядел весьма несчастным, быть может, из-за соседства с братом, одетым в нижние юбки и капор. Щеки Кеннета были нарумянены, над губой красовалась мушка. В одной руке он держал платье, а другой дергал Неда за полу куртки. Рисунок назывался «Вонючка и брат», а ниже, в рифму с заголовком, располагалось восклицание Кеннета: «Недди, милый, как тебе наряд?»

Достойный завершающий штрих, что и говорить.

* * *

Вернувшись, Финдли всем своим видом демонстрировал недовольство.

— Мэм, похоже, вам послышалось. Я ничего не… — Он осекся, заметив открытую папку и карикатуру, которую я не потрудилась спрятать — зачем, если я пришла поговорить о ней? Унылое выражение на его лице сменилось яростью. — Простите! Какого дьявола?..

Превозмогая отвращение, я принялась умолять его не публиковать столь оскорбительный сюжет. На мой вопрос, не боится ли он клеветой повредить собственной репутации, Финдли заявил, что готов к любым последствиям. Когда я заметила, что рисунок чересчур фривольный для «Тисла», он сообщил, что уже договорился с редактором и что карикатура почти готова и будет напечатана тринадцатого августа — «к несчастью для Вонючки». Далее, ввиду безразличия Финдли, мне пришлось взывать к его совести, ссылаясь на бедных детей Неда, которых будет нечем кормить, но, увы, он оставался глух. Более того, убедившись, что я не собиралась заказывать портрет, он обвинил меня в незаконном проникновении в дом и пригрозил полицией (полная нелепость, учитывая соотношение сил). Я поступила так, как надлежит поступать другу, любой ценой намереваясь спасти Неда от публичного унижения. По некоторым признакам я догадалась, что Финдли был беден и ни за что не желал лишиться дохода от своих карикатур. По-видимому, единственный путь к его сердцу лежал через денежное возмещение. Так и случилось: в результате долгих переговоров карикатурист согласился уничтожить проклятый рисунок. В моем присутствии он бросил листок в камин, и я лично видела, как он сгорел дотла.