— Моя фамилия Кузнецов. Я журналист, пишу о покойном АлексееМиронове. Его вдова Кира Леонидовна рекомендовала мне обратиться к вам.

— Она рекомендовала? — не поверил Глинштейн. — Как, высказали, ваша фамилия?

— Кузнецов. Я приехал из Санкт-Петербурга, — вдохновенноврал Дронго, — мне нужно с вами встретиться.

— Опять хотите написать гадости про Алексея? — мрачнопоинтересовался Глинштейн. — Оставили бы уж покойника, не тревожили бы егопрах.

— Вы меня не поняли. Я пишу о нем книгу.

— Знаю я вашу книгу. В последние месяцы только гадости о неми пишут. Скоро вообще начнут писать, что он был мафиози и убили его вполнезаслуженно.

— Ничего подобного я не пишу. Моя цель рассказать людям оталантливом журналисте Миронове.

— Как же вы можете рассказать, если ничего о нем не знаете?Ладно, так и быть. Приезжайте на телевидение в пять часов вечера. У вас естьпропуск?

— Нет, конечно.

— Я вам закажу.

— Не нужно, — быстро сказал Дронго, вспомнив, что у него нетдокументов на имя Кузнецова, — давайте лучше встретимся в другом месте. Вкаком-нибудь ресторане.

— Вы такой богатый? — хмыкнул Аркадий. — Это интересно.Сколько вы получаете у себя в Санкт-Петербурге? Кстати, вы не сказали, из какойвы газеты.

— Я представитель итальянского журнала в России, — быстросориентировался Дронго.

— Ну тогда деньги у вас точно есть. Давайте ресторан. Толькоскажите, какой.

— Где-нибудь в центре. Вы знаете Петровский пассаж?

— Конечно. Самое дорогое место в Москве.

— На третьем этаже есть итальянский ресторан «Бельфиори».Давайте встретимся там.

— Когда?

— В пять часов. В это время там мало посетителей.

— Хорошо, — немного удивленно согласился Глинштейн. —Неплохо живете вы у себя в Питере, если можете позволить себе посещать такиерестораны. Я точно приду.

— Договорились.

Он положил трубку. Теперь у него еще оставалось время, чтобывстретиться с Еленой Сусловой и обговорить с ней некоторые детали. Он позвонилей на мобильный телефон, попросив приехать на Фрунзенскую набережную. Черездвадцать минут она подъехала на белой «девятке». Елена сама сидела за рулем. Онсел в машину, и она мягко отъехала. Суслова была в своих неизменных темныхочках. Только на этот раз на ней были светлые брюки и большой разноцветный пуловер,словно она собиралась выехать на пикник, куда-нибудь на природу.

— Что-нибудь случилось? — спросила Суслова.

— Я беседовал с Кирой Леонидовной и Сергеем Монастыревым, —сообщил Дронго, — и меня не покидает ощущение, что оба знают гораздо больше, чемговорили на допросах следователям и в разговоре со мной.

— Монастырев известный болтун, — сообщила Суслова, глядяперед собой, — он охотно рассуждает на темы добра и зла. Но ничего конкретногознать не может. Мы отрабатывали и эту версию.

— Не совсем. Конечно, он не знает точно, кто нанял убийцудля Алексея Миронова. Но он наверняка знает, кто может за этим стоять.Монастырев здраво рассуждает, считая, что таких заказчиков не может быть большетрех-четырех человек. И их легко вычислить. Древние юристы говорили: «Комувыгодно?» Ищи всегда того, кому выгодно это преступление.

— А доказательства? — Она остановила машину у светофора ичуть повернула голову. — Нам нужны не голые рассуждения литератора Монастырева,а конкретные факты, доказывающие вину того или другого лица.

— А я думал, вы хотите расследовать убийство, — пробормоталДронго.

— Что вы хотите этим сказать? — Она снова повернулась кнему, но загорелся зеленый свет, и она занялась машиной.

— Вам, очевидно, нужно использовать это убийство в своихполитических целях, — сказал Дронго. — Впрочем, я с самого начала подозревал,что дело нечисто.

— Какая разница, для чего. Вы получаете свой гонорар зарозыск действительного убийцы, а не за разговоры с литературными критиками.Согласитесь, что его рассуждения носят общий характер. Он может говорить всечто угодно. А нам нужны более конкретные факты и доказательства.

— Это я понимаю, — кивнул Дронго, — но все-таки напрасно высчитаете Монастырева только болтуном. В его некоторых соображениях есть доляистины. А что касается Киры Леонидовны, то она, по-моему, вообще былаосведомлена о цели и характере моего визита.

На этот раз Суслова повернулась к нему всем корпусом. Онапритормозила у тротуара. Сняла очки. Долго испытующе смотрела на Дронго, потомспросила:

— Как это понимать?

— Как вам удобно. Я просто рассказываю о своих наблюдениях.По-моему, она знала о моем грядущем визите к ней. Причем не только от вас.

— С чего вы взяли?

— Она странно вела себя, все время ускользая от моихвопросов. Тогда я сообщил ей, что являюсь экспертом, который хочет провестисамостоятельное расследование.

— Она вас выгнала?

— Нет. Наоборот, после этого говорила даже чуточкуоткровеннее.

— Она вас не выгнала? — снова переспросила удивленнаяСуслова.

— В этом-то как раз все и дело. Мало того, она не выгналаменя даже тогда, когда я спросил ее, почему она не любила своего покойногомужа.

Суслова задумалась. Она не могла не верить сидящему рядом сней аналитику. Но и поверить не могла. Суслова немного растерялась. Она незнала, что сказать Дронго.

— Вы всегда так разговариваете с женщинами? — спросиланаконец Суслова, снова надевая очки и отворачиваясь.

— Только тогда, когда нужно, — он усмехнулся, и она поняланаконец, что он не шутит.

— Вы считаете, что ее информировали о вашем приходе?Думаете, утечка информации исходит от нас? — уточнила Суслова.

— Не обязательно. Она в начале разговора еще не была точноуверена. Я не думаю, что ей сообщил кто-то из вашего окружения. Скореенаоборот, ей не сказали точно, что это будет Кузнецов. Ее просто предупредили,что рано или поздно рядом с ней появится человек, который начнет задаватьнеприятные вопросы. То есть ее сознательно готовили к такой встрече. В этом яубежден.

— Кто готовил?

— Вы думаете, я знаю ответы на все вопросы? Но о том, чтоможет появиться такой человек, который ведет свое расследование, она знала. Я вэтом не сомневаюсь.

— Мне придется доложить обо всем, — задумчиво сказалаСуслова.