Янка и представить не могла, что эта рыжая толстуха стала ее маме утешительницей, советчицей и единственной здесь подругой. Ира была замужем два раза и имела третьего сожителя. Услышав незамысловатую Татьянину историю, она проявила чисто женскую солидарность и поведала ей ворох подобных сюжетов, но с разным финалом. Татьяна слушала ее с отчаяньем смертельно больного.

– А вообще, бестолковая ты, – заявила ей как-то Ира. – За любовь надо бороться.

– Как бороться, Ир? Если другая?

– Ну и что? Не стенка – подвинется. Что у нее там по-другому? Может, титьки на спине растут? Ты в себя не веришь, вот в чем дело. А был бы у меня такой мужик, как ты про него рассказываешь, я бы за него голову отгрызла.

Татьяна только вздыхала. Бороться за любовь… даже звучит странно. Любовь ведь не квадратные метры, не должность, не золотая медаль. Янке легко было соврать, что больше не любит, любит, конечно, но вот бороться… Не умеет она, не знает как. Зато Ира знала. Она разработала целый план и вдалбливала его в Татьяну с завидным упорством.

– Чего это ты по телефону-то с ним не разговариваешь? Очень даже зря! У него за семнадцать лет на твой голос уже инстинкт выработался, как у собачки Павлова. И дети общие, вот про детей и говори. Не скрывай, что денег не хватает, пусть помогает. Мужики – они, знаешь, все бизнесмены: трудно им отказаться от того проекта, в который они много денег вбухали.

– Ну, я же вот ответила на Новый год… все-таки он такие подарки сделал…

– Вот-вот! И почаще пусть делает! И ты почаще с ним разговаривай, чтобы общие интересы оставались. И вообще, не понимаю я тебя: сорвалась, уехала, квартиру бросила… Хоть бы уж продали тогда, что ли. На эти деньги здесь нормальную квартиру можно купить, хоть от родителей бы не зависела.

Мысль о брошенном жилье мучила Татьяну все настойчивее. Будто четырехкомнатная квартира, купленная и обставленная с такой любовью, когда все в ее жизни было еще хорошо, звала ее через тысячи километров. А Ира гнула свою линию четко: и про квартиру, и про красавицу Янку, которой здесь не место, конечно, да и что ее здесь ждет?

– Вот увидишь, выскочит замуж за какого-нибудь местного придурка, еще школу не закончит, такая не засидится! И будет потом всю жизнь, как я, от одного мужа к другому бегать да за любую работу хвататься. А Ростик, сама говоришь, от рук отбился. Конечно, без отца-то… Вообще, Танька, тебе бы мужика найти…

Но Татьяна даже думать об этом не хотела. Она чувствовала себя старой и изломанной, хрупкой. Но Ирины слова, как монотонные капли, падали в сердце, и голова болела от мыслей. И когда Андрей позвонил в следующий раз, она взяла трубку и нашла в себе силы поговорить с ним спокойно и даже весело.

Янка, Таль и Даша готовились к экзаменам вместе, у Даши. Потому что у нее были отдельная комната и безлимитный интернет. Даша проявила просто чудеса красноречия: заставила учиться Таля.

– Ты сейчас экзамены не сдашь, даже в техникум поступить не сможешь и что делать тогда будешь? Так и болтаться всю жизнь?

– Тебе-то чего моя жизнь? Ты что, за меня замуж собралась? – хмыкнул однажды Таль в ответ на ее нотацию.

– Дурак! – огрела его учебником по голове Даша, а сама покраснела до слез.

И Янке почему-то так тоскливо стало. Конечно, собралась, давно пора было понять… «Тебе-то что? – удивилась сама себе Янка. – Это же Таль!» Янка не могла сформулировать, «что» ей до него. Она только стала замечать: когда приходит к Конопко, то больше расстраивается, если не застает дома Таля, а не Глеба. С Глебом они вообще теперь почти не виделись. Спрашивать про него у Таля или Анюты не хотелось. Как-то спросила у тети Нияры, та не сказала ничего нового:

– Да хороший жилец, тихий, все ездит куда-то, все с фотоаппаратом своим.

У Янки вроде и тюкнуло привычно сердце, но как-то уж слишком быстро отпустило.

А однажды они прозанимались у Даши до темноты, и Таль пошел Янку провожать. Они шли по набережной и молчали. Как-то не хотелось говорить. А когда проходили мимо чайханы, которая уже открылась к лету, Янка увидела, что оттуда выходит Глеб с какой-то девушкой. Он ее обнимает и целует на ходу. Она смеется и отталкивает его, но не всерьез. Это сразу видно. Когда не всерьез. И они. Спустились. По лестнице. На пляж. Они там. Сядут. На песок. И будут целоваться. И все потом тоже – будет. Потому что девушка – взрослая. И красивая. И Янка узнала ее. Это была Леся из Тарасовой компании с Нового года. Урочище Хапхал. Ур-р-р-р-р-рочище. Хапхал.

– Пойдем? – осторожно тронул ее за локоть Таль.

Они пошли. Лицо горело. Таль посмотрел на нее и сказал:

– Янка, ну хочешь, я его завтра выгоню? Пусть перебирается к своей шалаве жить!

– Она не шалава. Это Леся. Она классная. Мы вместе были в походе.

Таль не ответил. Янка усмехнулась:

– Зачем выгонять хорошего постояльца? Да и за что? За то, что он с девушками целуется?

Янка развернулась к Талю. Они были одного роста – глаза в глаза. Она взяла его лицо в ладони, посмотрела ему в глаза, испуганные, застывшие, а потом – быстро поцеловала в губы. И пошла рядом как ни в чем не бывало. Сердце медленно и гулко билось где-то в коленках. Было хорошо. Море шумело. Ветер. Таль взял ее за руку. Но так ничего и не сказал. Около калитки он потянулся к ней за поцелуем, но она увернулась и ушла.

Янка выложила свои фотографии «Вконтакте». Везде подписала: «Фотограф Глеб Арсеньев». Будто попрощалась. И потом дня три наслаждалась комментариями. «Лапуся», «красотулечка», «красота! обожаю тебя!», «Заинька моя! Ты просто красотка! Люблю тебя!», «клеееевая!», «sexy», «ужасно все скучаем, скорее приезжай!»… Конечно, это всё девчонки писали: Майка, Лерка, Юльчик… Герка Ивлин оставлял короткие: «Вау!» Под одной из походно-новогодних написал: «Как ты повзрослела». Янка ждала, что Рябинин тоже что-то напишет, но он молчал, даже лайка не оставил.

Поселок раздувался на глазах. Открывались кафе и лотки с сувенирами, на улицах выстраивались палатки с клубникой и черешней. В магазинах стали собираться очереди. Вспухли от людей пляжи и набережные. А Глеб уехал. Он даже не попрощался, просто съехал от Конопко, и все. Янка пришла к ним в гости, а его уже не было. И Янка ничего не почувствовала. Совсем.

Мужик, к которому Таль нанимался в сборщики, не понравился ему сразу. Скользкий какой-то весь, с ухмылочкой. Ну да разве у Таля был выбор?

– Плачу я не сильно много. Сам понимаешь, времена трудные. Хотя… от тебя будет зависеть. Трава ведь тоже разная бывает, – сказал он особенным голосом.

– Нет, – твердо ответил Таль, сразу сообразив, о чем он. Парни предупреждали об этом.

– Чего ты, пацан, а? – недобро прищурился хозяин. – Я говорю, что трава траве рознь: одно дело – лаванду с совхозных полей тырить, другое дело – дикий лимонник собирать, правильно?