– Что-то ты тихий, – сказала она Таффу.

– С Изабеллой странное что-то.

– В смысле?

Тафф вытащил куколку из кармана.

– Когда Бетани сказала «Магии не существует», я почувствовал, как Изабелла замотала головой. Как будто Бетани врёт. Как будто Бетани знает, что на самом деле магия существует, но хочет, чтобы об этом никто не догадался.

Тафф поднял взгляд на Кару: эта мысль явно его тревожила.

– Но Изабелла, наверное, ошиблась. Ведь не стала бы Бетани нам врать, верно? Ведь это же Бетани!

– Да, конечно, – кивнула Кара.

И всё же по дороге в гостиницу она никак не могла отделаться от мысли о словах Таффа. Она вспоминала фальшивые годы, прожитые в царстве снов у Имоджин. Каким всё казалось настоящим, и каково это было – быть околдованной.

«Я никогда раньше не встречалась с этой девочкой, но мне захотелось стать её лучшей подругой. И сейчас хочется! Что-то не сходится. Тут не обошлось без магии».

Кара уже собиралась поделиться своей идеей с Таффом, как вдруг к ним галопом подлетел Лукас на маленькой бурой лошадке. Он заговорил ещё прежде, чем спрыгнул с седла.

– Прости, пожалуйста! – сказал он. – Я пытался их убедить. Но Восток говорит, что тебе дали шанс, и ты доказала только одно: среди жителей Наева Причала виновной нет.

– Послушай, – сказала Кара, – мне кажется, мы…

– Люди хотят найти виноватого, а в тюрьме сидит девочка, про которую точно известно, что это ведьма. Восток убедил двух остальных, что пора действовать. Дедушка стоял насмерть, но… Три голоса против одного. Этого достаточно.

– Для чего?

– Они объявили, что это Сафи виновна в появлении непризраков, – сказал Лукас. – Завтра её казнят.

Ночью Лукас принёс дежурному стражнику кружку горячего кофе, чтобы согреться на посту – ночь была холодная, – а Кара с Таффом пробрались в Каменный Дом.

Внутри было три камеры. Первые две оказались пусты.

– Сафи! – окликнул Тафф, прижимаясь лицом к решётке третьей. – Ты тут?

Камера была маленькая и тёмная. В одном углу соломенный тюфяк, в другом – деревянное ведро. Сафи сидела, обхватив коленки, тёмная фигурка на фоне дальней стены.

– Мы тебя отсюда вытащим, – сказала Кара. – Потерпи ещё несколько часов.

– Мы знаем, кто настоящая ведьма, – добавил Тафф.

Когда Сафи заговорила, голос у неё был хриплый и надтреснутый.

– Вы мою книгу принесли?

– Нет, – ответила Кара.

– Ты её у меня украла.

– Ты собиралась кого-нибудь погубить. Мне не оставалось ничего другого.

В темноте Кара увидела, как Сафи покачала головой.

– Гримуар подчинялся мне. Я им управляла.

– Это ты думала, будто ты им управляешь. Я знаю, как оно бывает. Это обман.

– Эти люди мне угрожали! Не я начала первая!

Кара стиснула холодные металлические прутья камеры.

– Нельзя использовать гримуар, чтобы причинять вред людям. После этого пути назад не будет.

Из тёмных закоулков памяти всплыло тупоумное лицо Саймона Лодера, неразлучного спутника Грейс. Кара не помнила, как именно она убила этого великана: этим воспоминанием пришлось пожертвовать, чтобы выстроить мысленный мостик тогда в Чащобе. Однако стыд и чувство вины оставались при ней – как будто выскобленная дочиста комната, где, однако, всё ещё сохранился запах крови.

– Потом, даже если ты сумеешь избавиться от власти гримуара, ты можешь сколько угодно себе говорить, что это, мол, не твоя вина, что это всё влияние тёмных сил. Ты можешь даже сама почти поверить в это…

На глаза Каре навернулись горючие слёзы, всё расплылось.

– Но в самое неподходящее время – когда ты стираешь бельё на речке, или, быть может, в те немногие минуты покоя, когда ты уже проснулась, но ещё не встала, – тебе вдруг откроется горькая истина, и ты поймёшь, что свалить всё на гримуар никогда не получится, потому что, был когда-то живой человек, у него были родители, увлечения, какие-то планы на будущее, а ты взяла и уничтожила его. Навсегда.

Сафи долго-долго молчала. А потом медленно поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела к Каре. Миновали всего сутки, а у Сафи был такой вид, как будто она проболела несколько месяцев: щёки ввалились, глаза запали. Лунный свет серебристыми полосами ложился ей на лицо.

– Мне было видение! – шёпотом сказала она.

– И что ты видела? – спросила Кара.

– Ничего.

– Ничего? – переспросил Тафф.

– Черноту. Забвение. А потом – Риготт. Лунный свет следует за ней. Она повелевает им, и он вынужден слушаться, потому что теперь она повелевает и луной, и солнцем так же уверенно, как животными. Она ходит по тому, что должно было быть землёй, но звук шагов не такой, как по земле, и только когда она садится, мне становится видно, что сидит она на костях. На грудах, горах костей. И в руках у неё гримуар.

– Но Риготт ведь не нужен…

– Это другой гримуар. Он бледно-красный – практически розовый – с цветочным узором. Как будто он предназначен для маленькой девочки. И кожа прошита чёрной нитью. Книга была разорвана, а теперь она снова целая. Риготт улыбается. Это не радостная улыбка. И не злая. Просто – довольная. Знаете, такая улыбка, какой улыбаешься, когда исправишь скрипучую петлю или перемоешь все полы в доме. Как после хорошо сделанной работы.

Кара почувствовала, как Тафф прижался к ней. Его сердечко отчаянно колотилось.

– Что ещё ты видела? – спросила Кара. – Где она?

– В этом-то всё и дело! – ответила Сафи. Глаза у неё были расширены от ужаса. – Нет больше никакого «где». Нет и «когда». Есть только Риготт. И тишина.

Сафи вернулась на прежнее место у дальней стенки камеры, зажмурилась и зарыдала.

Кара, Лукас и Тафф наблюдали за домом Бетани, прячась в тени здания напротив. Ледяной морской ветер свистел в узких улочках, пальцы у Кары немели.

– Зря время тратим, – сказал Лукас.

Поначалу он с ходу отверг саму мысль, что Бетани может быть ведьмой. Ну это же Бетани! Однако после того, как Лукас так и не сумел придумать разумную причину, отчего, собственно, он считает Бетани своей лучшей подругой, и вообще не сумел припомнить ни одного раза, когда они хоть что-нибудь делали вместе, он поневоле признал, что, возможно, тут и впрямь что-то странное.

– Неизвестно, что Бетани делает с этими детьми, но именно это даёт ей возможность зачаровывать весь город, – сказала Кара. – Сегодня в лавке мы встревожили Бетани, стали задавать ей вопросы, к которым она не привыкла. Она боится, что её обнаружат. Она наверняка захочет захватить ещё одного ребёнка, чтобы укрепить свои чары.