Я всегда, с самого первого класса, знала, что взрослые все видят. Они не могли не видеть, не понимать. Так почему же они ничего не сделали? Почему не помогли мне? Напротив, они сами говорили мне ужасные вещи и смеялись надо мной, и это меня совершенно уничтожило. Думаю, именно тогда я перестала верить взрослым. Ведь даже учителя издевались надо мной. Не оставалось никакой надежды.

Они говорили мне, что мне следует умереть. "Зачем ты живешь? Ты должна пойти и повеситься". Те, кто не говорили мне таких слов, не участвовали в этом публичном унижении, в физическом и психологическом преследовании, просто молчали. Меня пытались выжить, презирали, игнорировали. Никто не хотел меня принять. Этот отказ принятия ранил больнее, чем прямые оскорбления и насилие. В конце концов я сдалась. Поняла, что больше так не могу. Из этой преисподней не было никакого выхода. Я предприняла несколько попыток суицида. Я помню боль: не физическую боль, но стыд. Боль и стыд оттого, что я никому не нужна. Потом я передумала, и мне удалось остановиться прежде, чем стало слишком поздно, ведь я не могла причинить своей семье такую боль, заставить их стыдиться за меня. После этого мне было стыдно и за то, что я даже не смогла убить себя. Полная неудачница. Стыд, унижение и бессилие – мои постоянные спутники.

Я никогда никому не рассказывала о том, в каком аду живу. О своем вечном кошмаре. Как я могла бы рассказать? Кто хочет выглядеть неудачником? Мои попытки позвать на помощь всегда оставались незамеченными. Даже прямое обращение к учителям и директору школы. Меня отвергли даже взрослые. Даже те, в чьи обязанности входило помогать мне, никогда не обращали на это внимания. По крайней мере, они ни разу не дали мне понять, что все видят. Взрослые были так нужны мне, но им было легче не видеть. То есть, конечно, они все видели, потому что издевательства надо мной происходили в открытую. Но им было удобнее не замечать. Я поняла это, когда выросла.

Но, думаю, я и ребенком осознавала это нежелание видеть. Мне казалось, что такие взрослые даже хуже тех детей, которые притворялись, что ничего не замечают, которые поворачивались ко мне спиной и дружили со мной только тогда, когда никто этого не видел. Но ведь они были взрослыми! Даже будучи ребенком, я понимала, что видеть такие вещи – это их работа, их ответственность. Но они этого не делали. Видно, я не заслуживала помощи. Со мной было что-то не так. Ошибка заключалась во мне. Я была не такой, как надо. Зато мои "верные друзья" – стыд, боль, унижение и бессилие – были всегда со мной.

Я справилась сама. С тех пор как я окончила школу, прошло 14 лет. С издевательствами было покончено, и я была уверена, что все осталось позади. Я сама выиграла эту битву. У меня есть муж, двое детей, собственный дом, высшее образование, интересная работа, замечательные коллеги, и я медленно, но верно обзавелась знакомыми и друзьями в новом городе. Но я никого не подпускаю слишком близко. Я всегда слежу за тем, чтобы никто не узнал о том, что произошло. Я не хочу, чтобы меня "раскрыли" и снова отвергли. Я просто не могу себе этого позволить. Я завоевала себе хорошую жизнь. Несмотря ни на что. Это заняло много лет, и я не могу снова все потерять.

У меня до сих пор случаются трудные дни, когда настигают тяжелые мысли и охватывают прежние чувства. Это случается всякий раз, когда жизнь ставит передо мной сложные стрессовые задачи или когда я приезжаю в город моего детства. Встречи с прошлым даются мне очень тяжело. Я не хочу смотреть ему в глаза. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, кем я была, чтобы кто-то обнаружил спутников моей жизни – стыд, унижение и бессилие. Все это я должна нести одна. Я смогу, говорила я себе, ведь я справлялась в течение многих лет. Мне нужно только перетерпеть плохие дни, и снова наступали хорошие. Я хочу быть счастливой!

Однако однажды мне пришлось признать, что не справилась. Я заболела. Спусковым механизмом послужили стресс и конфликт с коллегами на работе. Я снова оказалась в ситуации, когда на меня ополчились за то, кем я была. Я даже не поняла, что произошло, но мое тело сказало: достаточно. Так больше не может продолжаться. Все начало рушиться. Но я не могла этого допустить – у меня есть дети, самые важные в мире люди! Ведь я добилась хорошей жизни, и никто не может отнять ее у меня. Я должна бороться! Это казалось невозможным, безнадежным.

Но на этот раз меня "увидели". Я до сих пор испытываю слабость и тошноту, вспоминая о том дне, когда врач попытался разобраться, что меня беспокоит, а я сидела молча и безучастно. "Что вас беспокоит, Анетта? Чем я могу вам помочь? Вы пережили травму? Анетта, вы подвергались травле в детстве?" Мир вокруг меня рухнул – только не ЭТО слово, я не хочу его слышать! Я – не она! Я не та девочка, которую преследовали в школе! По моим щекам текут слезы, но я киваю. Я не она. Не та, над кем издевались. Ее больше нет. Я не знаю ее. Меня опять душит стыд за прошлое, паника, потому что кто-то узнал мою тайну.

И, может быть, капелька облегчения? Доля надежды, что эта девочка наконец получит те помощь и заботу, которых ей так не хватало целых тридцать лет.

Мне пришлось похоронить эту девочку, чтобы жить дальше. Но она вернулась, и это невероятно больно, но в то же время это глоток свежего воздуха. Груз на моих плечах стал чуточку легче. И стыд выходит из меня вместе со слезами. Нас окружают заботой. Меня и ее. "Это не ваша вина!" Я с радостью и нетерпением жду того дня, когда я смогу принять это телом и душой. Это дает мне надежду».