— Хватит! Мы с тобой слишком хорошо осведомлены о правилах игры. Сами их дополнили, если и вовсе не придумали. — Оцелот молчал. — Раз ты так преисполнен отчаяния, смею напомнить о Триединстве, переломившем историю на две стороны одного момента с выступающим ребром переплетения линий времени. Нельзя, Оцелот, нельзя цепляться за вырванные из полотна фрагменты нитей, иначе, не успев распутать один узел, создашь другой. Мною была ведома новая воля Судьбы и Времени — эпилог раскрыл много обрубленных концов большого узла, оставив лишь одну марионетку — Бэккера. И если я больше не пронзающая эпохи игла, значит, имею право распробовать свободу воли. Еже ли мои концы все еще подергивают, то тебе должно быть радостно мое перемещение, ибо лишь движение приводит тебя к одному из краев пути.

— Я все же хочу знать, — медленно, смиренно произносил Оцелот, — почему ты не спросила меня про…

— Судьбу Кассандры я узнаю в прошлом — не в будущем. Ты должен понимать минимизацию рисков моего влияния на нее путем знаний, добытых в обход хронологии.

Лицо Любы постепенно заиграло очень открытыми красками, способствующими сочувствию со стороны, невзирая на контекст отношений. Настя приблизилась к ней, не желая упускать ни единого момента этого важного откровения.

— Это не «наша» история, Оцелот. Это моя история. — Люба стремилась к отрешенности, смотря куда-то в сторону, взгляд ее мрачнел с каждым словом, усиливая невидимую пропасть между ней и всем вокруг. — Это для вас всех Триединство длилось три дня — я познала другие числа. Этапы моего погружения в узел сопровождались не только запоздалым взрослением с меняющимися приоритетами относительно адаптивного будущего под надвигающееся прошлое. Я долгое время считала себя центром беспокойства времени и судьбы — их воля разрешила познать пролог и эпилог в один и тот же момент с целью, мне неведомой почти до самого конца Триединства. Моя человечность оказалась им полезна: эксперимент богов над смертной с явным изъяном — одиночество. Меня перебросило на сотни лет вперед, привязаться к новому времени было посильно лишь грубым методом иглы и нитки, вопреки структуре хронологии, наперекор балансу веса и формы. Боги поставили цель испытать меня на человечность — я провалила испытание. Меня скорее выбросило из того водоворота следственно-причинных узловых временных событий, которые символично были названы Триединством. Если бы не мое желание жить — все бы закончилось раньше. Но я хотела привязать себя к новому времени, чему способствует связь с другими людьми. Я рассказывала тебе, как яростно стремилась спасти тебя и других, цепляясь за ваши нити вне понимания полотна, провоцируя распространение ядовитого для судьбы и времени беспокойства целых узлов. Эпилог научил меня идти прямо, оставляя нити позади, игнорируя эмоции, привязанность и боль утраты.

Это была сильная речь, которая для самой Любы стала знаковым достижением, выкованным и забитым самолично в собственном сердце ради свершения конечной цели.

— Ты сам говорил о важности не дать начало новому Триединству. Для этого необходимо отсечь важную его часть — спасать тех, кто мне дорог. Сейчас все будет иначе.

— Я хочу, чтобы ты знала — я все равно люблю тебя и буду поддерживать это решение в любом из времен. Ты не одинока, помни это, пожалуйста. Все, что ты сейчас сказала… я понимаю и принимаю это. Я уже счастлив знать, что ты жива, мне этого достаточно.

Этот трогательный момент делал им двоим столь же больно, сколь дарил теплоту любви. Ее опыт изменений прошлого и будущего достаточно обширен, чтобы воспринимать этот чувственный момент откровения пусть и маленьким, но очень ярким и ценным сегментом пока что необъятной в масштабе картины. Не единожды такие моменты, вскоре стираемые после исполнения ответвления от хронологии, оказывали долгожительный эффект, вытягивая ее из самых мрачных глубин конструкций безумного воображения Судьбы и Времени.

— Как мы все сделаем? — Настя просила нейтрально, выждав достаточно времени, чтобы Люба и Оцелот были готовы продолжить дело. Люба отошла в сторону, пряча ото всех лицо, громко обдумывая возникшую трудность с Осколком.

— Я думаю, — заговорил с остаточной тяжестью в голосе Оцелот, — дело в Осколке. Осталась треть от того, что было раньше. Энергии, видимо, мало, вот он и дает лишь часть своих возможностей.

— Что если туда отправится кто-то один?

— По факту он и так отправляет туда лишь тебя, Настя. — Пауза создала пугающее напряжение. Люба вернулась в обсуждение человеком решительным, властным и непоколебимым, но, в отличие от той, какой ее видела Настя на Монолите, сейчас та была еще и зла.

— Осколок, привезенный Бэккером из Топи, был гладким, цельным. Добытый вами на Авроре когда-то был таким же. — После этого строгого пояснения Люба показала свою левую руку, поверхность которой была «украшена» маленькими камешками такого же цвета и формата материала, что и Осколок. От удивления такой необычной связи Настя чуть дыхание не сбила, бесполезно ища слова для комментария.

— У нее с Осколком своя связь. Она чувствует, когда тот рядом, ну и при сильных эмоциях может его активировать и переместиться без близкого контакта. Правда, до конца мы так и не выяснили паттерны и раздражители, поле для изучения еще большое. Но что точно ясно — если «ее» Осколок активируется, то она идет вместе с ним.

— Я привязана к нему. — То ли Люба вновь изменилась в манере речи, то ли Настя стала видеть ее уже под новым углом.

— Мы так и не нашли способ изъять их без вреда для ее жизни. Это кажется, что они сверху, выдерни и готово, но там все сложней — задеты жизненно важные органы. Мы пришли лишь к четкому выводу, что эти Осколки имеют свойство выживать и адаптироваться под среду… Есть предположение, что они обладают неким эквивалентом разума. Если можно считать адаптацию и оптимизацию ресурса разумом.

— Сколько тебе лет? — Вопрос этот был громом среди неба, вынудивший Настю испугаться до дрожи от мрачного взгляда Любы.

— Смотря по какому календарю считать, — странно произнес Оцелот.

— Оцелот, — Люба заговорила так, словно продолжила некогда существующий разговор, — ты знал, что Осколок не даст нам вернуться полностью?

— Предполагал. Была такая теория.

Люба ожидала объяснения.

— Хорошо, скажу так, ты, может, и не замечаешь, но практика тебя всегда учила лучше, чем теория.

— А ничего, что мы могли погибнуть там?! — Настя сама удивилась своей громкости. — Мы ведь там видели и Петю, и Варвара, они дрались, чуть нас не задели!

— Как будто эта информация на что-то бы повлияла. Настя, вы обе не стали бы верить мне на