Он сжал ее бедра, когда она сдвинулась вниз, до основания его пениса. Им нужно было лишь соединиться в едином ритме.

Звонок в лифте снова зазвенел. Кто-то прибыл или просто проезжает мимо? Кто-то из тех, кто был внутри, или?.. Седрик не сдвинулся с места. Ей хотелось закричать с нетерпеливым восхищением. Она облизнула губы, как проститутка, начиная скользить вверх и вниз по его пенису, заставляя его стать более твердым и более длинным. Она поднималась вверх до конца и затем снова обрушивалась на него.

— Эй, что за спешка? — Он схватил ее за бедра, чтобы замедлить движение. Затем посмотрел на людей, наблюдающих за ними из офиса напротив. Он знал об этом все время. — Они видели это с самого начала, не так ли?

Седрик выглядел расслабленным, сидя в кресле, но не ослабевшим. Он протаранил ее членом в тот момент, когда она устремилась вниз ему навстречу, и ее стоны стали громче и яростнее.

Ее тело и особенно грудь полоснули огненные струи — это было настолько заметно, что можно было бы рассмотреть их даже с другого берега Темзы. Его спокойные глаза наблюдали за ней, как будто она была стриптизершей. Это заводило ее еще больше, а затем, когда она выгнулась, будучи не в состоянии обуздать неизбежность кульминации, его глаза потускнели, но он все еще не сводил взгляда с ее тела, которое бешено подскакивало и корчилось на глазах у толпы сексуально озабоченных городских брокеров. Его губы искривились в усмешке удовольствия и триумфа, когда он подбросил ее вверх с силой наступившего оргазма.

Они хлопали! Она почти могла слышать взрыв аплодисментов вдалеке, когда он позволил ей на мгновение отдохнуть у него на груди. Ее ноги болели от того, что ей пришлось раздвинуть их слишком широко. Седрик резко встал, убирая свой опавший пенис. Элоиза села на белое кожаное кресло, стоявшее позади нее, еще теплое там, где он сидел перед этим. Она перекинула ногу через поручень кресла, разворачивая его и позволяя зрителям видеть, как она трется промежностью, как сквозь пальцы текут ее соки, полностью пресыщенная, совершенно распущенная, ошеломленная тем, что ей удалось удовлетворить этого влиятельного парня. Элоиза спрашивала себя, не влюбилась ли она в него, задавалась вопросом — не захочет ли он продолжения? И еще — что теперь скажет Джейк?

Интерьер огромного дома в Ричмонде был выполнен в белых, кремовых и кроваво-красных тонах. Он был невероятно изящным. Даже лилии в высоких вазах были белыми, а их тычинки — пыльно-красными. В граненых подсвечниках были закреплены свечи, ожидающие, когда их зажгут.

И на этом бледном фоне наверху лестницы стояла темная женщина в угольно-черном прозрачном платье на бретелях.

— Вы, должно быть, Элоиза Стоукс, — мурлыкнула она, начиная спускаться по лестнице. — Добро пожаловать!

Она казалась силуэтом на фоне огромного арочного окна у нее за спиной, напоминая поп-звезду, идущую по сцене к зрителю. Садящееся солнце обеспечило сильную заднюю подсветку, делая тонкую ткань ее платья прозрачной. Невероятно тонкие бедра госпожи Эпсом были слегка раздвинуты, нетерпеливые мышцы подрагивали, когда она вращала ногой в черной босоножке от Лубутена. Когда она поднимала ногу, чтобы шагнуть вниз по лестнице, высокий разрез на платье расходился, обнажая ноги до самого верха, на мгновение показывая место, где они соединяются, и часть пухлой половой губы.

— Остановитесь! — Элоиза бросила задник и осветительное оборудование на пол перед собой и вытащила из сумки любимую камеру.

— Почему, дорогая, что случилось? — Госпожа Эпсом остановилась, как ей приказали, одно колено приподнято над другим, тонкие руки скользят по перилам. Ее лицо было в тени, но, настраивая резкость и диафрагму, Элоиза могла видеть ее окрашенные в алый цвет широкие губы и, что несколько удивляло, прекрасные белые зубы.

Она была, как сказал Седрик Эпсом, очень похожа на Мартишу Аддамс.

Палец Элоизы начал скользить по кнопке спуска. Она сегодня не была в галерее и не видела Джейка. Прежде чем прибыть сюда, Элоиза потела на натурных съемках, отчаянно желая снова увидеть Седрика. Слава богу, жара наконец спала.

— Я сожалею, если это показалось вам грубым — черт, я не должна была говорить этого, но, госпожа Эпсом, пожалуйста, не могли бы вы остаться там, потому что мне кажется, я делаю снимок Мартиши Аддамс!

Госпожа Эпсом засмеялась, пожала одним округлым, сильно загоревшим плечом, посмотрела сверху прямо в объектив Элоизы, развернулась, как настоящая модель подиума, а затем продолжила свой плавный спуск.

— Дорогая, вы немного рано, но это не проблема. Я в вашем распоряжении. Просто следуйте за мной и говорите мне, где вы хотите меня снять.

Дом демонстрировал великолепие Старого Света, но без его суеты. Казалось, что тут больше никого нет. Стояла почти гробовая тишина, лишь вдалеке ревели самолеты, садящиеся и взлетающие в Хитроу, а также слышались звуки классической фортепианной музыки, тихо звучащие из громкоговорителей, скрытых в углах потолка.

Элоиза торопливо следовала за женщиной из комнаты в комнату, наблюдая, как ягодицы идущей впереди госпожи Эпсом подрагивают под тонкой черной тканью. Она смотрела, как они аккуратно захватывают материал, а затем мягко выпускают его снова.

— Итак, Элоиза, где вы хотите меня снять?

Элоиза шагнула в огромную гостиную, обшитую деревянными панелями, и открыла французские окна, чтобы впустить естественный свет.

— Здесь. Я хотела бы попробовать что-то классическое. Просто ваше лицо и плечи. Госпожа Эпсом, смотрящая из этих теней в сад.

Госпожа Эпсом сделала, как ей сказали, и мечтательно склонилась в дверном проеме, положив голову на поднятую и согнутую в локте руку. Элоиза возилась снаружи, устанавливая свою треногу и следя за тем, чтобы на модель не падало прямое солнце. Свет был прекрасен, и она начала снимать. Госпожа Эпсом не опускала глаз, глядя куда-то мимо уха Элоизы, как будто смотрела на море. Ее красные губы чуть раздвинулись, а загорелые до черноты конечности оставались совершенно неподвижными.

Лишь грудь поднималась и опускалась, когда она дышала, заставляя шелк дрожать. По спине Элоизы катились капли пота.

Через другую дверь вошел Седрик Эпсом, рыча в мобильный телефон.

— Господи, ну разве моя жена не великолепна, мисс Стоукс?

Элоиза почувствовала, как при звуках его низкого голоса ее тело стало красным. Когда Седрик щелкнул телефоном, закрывая его, и сунул руку в разрез на платье жены там, где можно было увидеть бедра, Элоиза подняла камеру на уровень глаз.

— Эти бразильские женщины — настоящие сексуальные штучки. Совсем не такие, как холодные белые британки. Вы должны пощупать, насколько у нее мягкая кожа. Какая теплая. Вот здесь, знаете? Там, где бедра встречаются, увлажняются и разделяются на эту прелестную промежность.

— Ты смущаешь бедную девочку. Она дрожит.

— Просто стойте так.

Элоизе стало еще жарче, но она прижала камеру к носу, чтобы продолжать снимать. Холодная белая британка. Было ли это закодированное сообщение для нее, чтобы она держалась в стороне? Кто она — отброшенная игрушка? Пока она наблюдала за ними через видоискатель, рука Седрика отправилась прямо под платье жены. Голова госпожи Эпсом легла ему на плечо, ее закрытые глаза задрожали, а губы раздвинулись шире. Он раздвинул складки платья другой рукой, собирая их у нее на бедре, чтобы добраться до промежности. Это даже не было по-бразильски. Это было настоящее бешенство.