Чем занимались все это время его мама и тетя? Рисовали!.. Я обосновалась на своем любимом диване в мастерской. Марго предпочла "занять позицию" по-ближе к холодильнику, как всегда после полуголодной недели в Москве. Она никогда не любила готовить и занималась этим только ради детей, поэтому когда их по-близости не было, то сделать что-то "для себя" обычно ленилась, заранее жалея потраченное время, предпочитая съесть кусок чего-то случайного, но готового, зато по-больше успеть прорисовать и прочертить… Поэтому, приезжая к нам, она с удовольствием, раз за разом, "навещала" холодильник, охотно поглощая остатки детских обедов и ужинов.

Если честно, то наше показное усердие выглядело «притянутым за уши», учитывая недавние события. Марго самозабвенно зашриховывала полутени, низко наклоняясь над столом, время от временени не глядя протягивая свободную руку к лежащим рядом на разделочной доске бутербродам… Волосы убраны от лица, чтобы не мешали, а потому лицо – как открытая и всегда мне понятная книга. В этом мы с ней истинные двойняшки – не похожи, как близнецы, но черты характера – одни и те же – разница только в количественном соотношении одних и тех же свойств у каждой из нас.

Пытаясь скрыть рвущиеся наружу эмоции, сестра словно заранее извинялась за случившееся с ней счастье… Не рассчитывая на понимание со стороны «детской» половины своей хрупкой семьи, загодя была готова к безапеляционному осуждению, сознавая, что ее сила теперь окажется слабостью… Мне кажется, она была похожа на замерзающего за полярным кругом: чувствуя приближение обманчиво расслабляющего сна, там надо во что бы то ни стало сопротивляться, делать что угодно, но бороться со сном – уснуть означает умереть.

Улыбка Марго говорила о том, что она устала сопротивляться, суетиться любой ценой и теперь ХОЧЕТ ВИДЕТЬ СНЫ, вместо того, чтобы чувствовать боль отмороженных частей тела и тяжесть неподъемной аммуниции… Ощутить "свободу бездействия" и "умереть счастливой", если потребуется, в нежной молочной утробе забытья, перестав быть безмозглой лягушкой без пола и возраста, лягушкой, которая ничего не знала о свойствах молока и масла, и – ПРОСТО БАРАХТАЛАСЬ – без надежды и смысла, без веры в чудо от осознания правильности своей жизненной "позиции". ПРОСТО СУЕТИЛАСЬ, поддаваясь панике, оставаясь на плаву только благодаря ужасу и нежеланию сердца перестать в один момент биться…

Почему нам с детства так настойчиво "скармливали" эту нелепицу, заставляя раз за разом отождествлять себя с утопающим в кувшине земноводным, признавая тем самым главенство суетливого мельтешения над трезвым анализом и возможностью осмысленного принятия решения?!..

Пришедшая с улицы Даша, пока еще не задействованная в процесс творчества, робко подсела в сторонке от мамы и с интересом наблюдала за ее действиями… А я с любопытством подглядывала за ними обеими…

За всей круговертью с мужчинами и работой я совсем забыла обсудить с сестрой предложение Большого папы касательно детского отдыха. Наблюдая за нежной к детям, но внутренне потерянной Марго, мне стало понятно, что душевных сил на очередное противостояние с отцом у не не осталось, а потому придется привлекать всегда готового помочь союзника – маму. Надо сделать так, чтобы инициатива с отдыхом пришла от нее, тогда Марго легче будет смириться с необходимостью отпустить детей. Сказано – сделано. Воспользовавшись увлеченностью сестры, я сделала вид, что выхожу покурить, и «коварным образом» удалилась в самый дальний уголок сада, чтобы сделать необходимый звонок.

Маман, как обычно, сначала заволновалась и попыталась пустить традиционную «волну паники» из своих вечных « а-что-случилось?», «Марго, ЧТО, заболела?», «почему-ты-мне-это-говоришь-а-не-она?», но после долгих, монотонных и, видимо, действенных уговоров, согласилась «взять вину на себя» для «блага детей»… А, на самом деле, она все еще не могла смириться с давнишним и тотальным разладом между дочерью и мужем, и искренне мечтала о возможном примирении… Просто она многого не знала о своем муже и смотрела на него сквозь розовые очки стародавних лет совместного с ним счастья… Счастья уже сто лет, как нет, даже пепел успел развеяться по миру, но мама относилась к вымершему виду «верных до гроба». Ей когда-то, как преданной собаке, показали «место» и приказали «ждать». И вот уже и мир перевернулся вверх дном, и вокруг война – она сидит и ждет. Ждет того, кто никогда не сможет вернуться, но смысл ее жизни только в этом, иначе – смерть…

Отец давно живет другой жизнью. У него – любовница, чуть старше меня и Марго, с квартирой в центре города, недалеко от "службы". Я узнала об этом случайно, лет семь назад. До последнего не верила, что он осознанно решится на двойную жизнь, надеялась, что поведет себя по-мужски и перестанет мучать своим мрачным присутствием маму ради нового счастья с любимой женщиной. Марго, когда все узнала, была потрясена еще больше, ведь правду она узнала не от меня…

ТАКОЙ ВОТ У НАС ГОРОДОК!. Можно не найти свежего хлеба или клей-карандаш, но новости о переменах в личной жизни передаются с фантастической амплитудой. Явление резонанса в классическом варианте: он – ему, она – ему, он – ей, она – ей – в итоге в разных концах города образуется волна-молва, которая возвращается в центр через десятые-тридесятые уши и встречается с обратной молвой-молвой…

И У-У-УХ!!!

Ветров-то, Алексей Сергеевич… Орел мужик!.. Устроился классически: ни там, ни тут.

И все напрасно ждали подробностей драмы: номинально ее не произошло – крепкая советская семья сохранила целостность, а "новая" семья опасливо затаилась, не смея "портить" завидную карьеру новоявленного добровольного двоеженца.

Наверное из-за этого, имея, так сказать, собственный негативный опыт несчастливого (т. е. без любви) брака, отец так лютовал, узнав о грядущем разводе Марго. Рвал и метал молнии, Зевс отдыхает, стращал, не выбирая слов, грозился отобрать сына в пользу первого мужа… Такое не просто простить, даже когда узнаешь истинную подоплеку столь непропорционального гнева по отношению к любимой дочери, и Марго не простила… Поняла и приняла его выбор в пользу показной благопристойности, но не простила ханжеской "расправы" в стиле средневековых охотников за ведьмами.

Она, кстати, прекрасно справлялась до сих пор, но теперь, мне кажется, ей как никогда нужен отдых…

Когда я вернулась домой, то застала сестру с телефоном. Это мама безотлагательно реализовывала наш нехитрый план. Рядом, изо всех сил пыталась вникнуть в суть разговора Дашунька. С деланным равнодушием я кивнула и вышла на веранду, посмотреть как продвигается в каркасо-строении наш юный мастер-фломастер.

Очень скоро из открытых окон донесся восторженный вопль Даши. Глеб вопросительно уставился на меня и напрягся, помедлив, то ли бежать, чтобы узнать подробности, то ли Даша сама выскочит, чтобы скорее поделиться радостью.

Дашуня была верна себе, и с воплями:

– А мы поедем на море!!! – начала обнимать и целовать брата.

Следом вышла чуть смущенная, но спокойная сестра:

– Глеб, ты хочешь поехать с бабушкой и Дашей?

– А почему ты не хочешь с нами поехать?