В конце зала действительно обнаружилась дверь в подсобку. В подсобке сидели две сурового вида тётеньки и всюду стояли коробки с продовольственными товарами. Особенно с макаронами и банками огурцов. «Мне смс пришла, что у вас можно забрать посылку, это здесь?» – спрашиваю, отчётливо понимая, что никаких посылок тут быть не может. Но одна суровая тётенька сказала: «Да», – а вторая: «Закройте дверь, пожалуйста». «Документы нужны?». «Не нужны документы, пароль скажите». Оказалось, что в смс, и правда, написан пароль.

Узнав пароль и сверив его со своими записями, тётеньки принялись бодро раскидывать тюки с продовольственными товарами, разыскивая посылку. Мой Бойс обнаружился под ящиком с огурцами; ладно, под картонной коробкой с банками огурцов, но и это, я считаю, довольно сильный художественный жест. Друг Р. потом сказала: «На то и Бойс, чтобы из всего устроить перформанс». Она права. Но, справедливости ради, там были и другие, чужие посылки, и они тоже лежали среди огурцов и макарон. Впрочем, кто знает, возможно, степенные обыватели города Вильнюса нынче массово скупают альбомы Бойса по заграницам. И получить их можно только в подсобке супермаркета на Швенто Стяпано, таков новый закон нашей неизъяснимой местной природы. Вполне ничего получился закон.

Мы меня теряем; «мы» в данном случае означает «сообщество уважаемых хомосапиенсов». Представителей делегации джиннов и саламандр просят пройти к кассе и оплатить приобретение. Понимаю, что не о таком пополнении вы мечтали, но, уважаемые, кому сейчас легко.

В городе минус двенадцать; выпустить себя из дома в половине шестого вечера мне удалось только под честное слово, что до угла и сразу обратно. Я всегда выполняю такие договорённости, потому что благоразумно не уточняю, до какого именно угла. Угол может быть какой угодно, в этом секрет.

Выйти из дома в половине шестого вечера, три часа спустя обнаружить себя у витрины с мороженым, а в своём сердце младенческое желание это мороженое купить – даже для меня довольно сильное впечатление. Мороженое не было куплено, что свидетельствует о хотя бы частичной сохранности мозга, так что в этом смысле мы пока не теряем меня. Но всё-таки отчасти теряем, потому что когда три с лишним часа ходишь по городу в минус двенадцать и снимаешь перчатки (когда мне жарко, я всегда первым делом снимаю перчатки, а летом стараюсь по возможности взять в руки лёд, или хотя бы подставить их под холодную воду, терморегуляция у меня происходит так) – так вот, когда снимаешь перчатки и начинаешь расстёгивать куртку в минус двенадцать, ощущаешь себя не очень-то органическим существом. Это приятно, но с непривычки стрёмно; мне всё с непривычки стрёмно, я немножко трусло.

Когда три часа ходишь по городу в одиночестве с музыкой в ушах, время от времени покупаешь кофе, сидишь с ним на улице (многие наши кофейни, к счастью, оставили летние веранды, храбрые чёрные стулья и столы вызывающе торчат из сугробов вечерней январской тьмы, как беззлобный, но бодрый фак климатическим обстоятельствам и вообще всему), а тебе всё жарче и жарче, так что правда впору купить мороженое, начинаешь понимать: то, что мы прежде считали внутренним огнём – это были просто фантазии. Потому что настоящий, если уж возгорается, то ещё и физически греет. Огонь есть огонь.

Когда, поскользнувшись на куске гололёда, для виду присыпанном снегом, теряешь равновесие и понимаешь, что, похоже, придётся падать, не выкручусь на этот раз, можно не просто (как часто бывает) смутно чувствовать чьи-то руки, придерживающие за плечи во время прогулок (чтобы, видимо, ветром заиньку не унесло), но и явственно ощутить, как эти невидимые руки, типичная игра романтично настроенного воображения, приподнимают тебя, переставляют, как шахматную фигуру, на соседнюю клетку, где гололёда нет, ещё и выравнивают, чтобы не пришлось садиться на жопу. Со стороны, наверное, выглядит, как неуклюжий прыжок, а может вообще никак не выглядит, просто идёт человек и не падает, ну так и не должен, не падать – обычное дело, ходят же как-то все.

Когда сидишь (на летней веранде кафе в январе, в минус двенадцать, а где мне ещё сидеть) и смотришь, расслабив глаза, на всё сразу, и ни на что конкретно, можно увидеть, как реальность окутывает золотистый туман, полный тепла и покоя; нет, не так, никто ничего не окутывает, просто этот тёплый золотистый туман и есть так называемая «реальность», весь мир – туман, я – туман, и вы – тоже туман, даже если вам с непривычки стрёмно, это я пойму как никто.

Всё это, конечно, не про погоду, но пусть считается, что про погоду. А то вообще непонятно (даже мне непонятно), о чём это я.

Так называемое «магическое мышление» – термин, нуждающийся в дополнительном разъяснении, поскольку что только этим словосочетанием ни называют. Однако в данном случае словарное определение: «убеждение о возможности влияния на действительность посредством символических психических или физических действий и/или мыслей», – подходит вполне.

С магическим мышлением такая засада. С одной стороны, читать окружающую реальность как бесконечное личное письмо, написанное тебе непостижимым и неопределённым собеседником – годный, рабочий подход. Не читая мир, как огромную гадательную книгу, и не совершая время от времени иррациональных действий, изменяющих нашу судьбу и/или ближайшие к нам фрагменты реальности, мы, мягко говоря, обкрадываем себя.

С другой стороны, сколько мне (нам всем, полагаю) встречалось (иногда в зеркале) людей, затравленно озирающихся в поисках «счастливой» рубашки перед какой-нибудь важной встречей – в стирке, блин, она в стирке, ну всё! Или: АААААААА, заветное кольцо потерялось, мы все умрём. Или как в детстве: наступишь на трещину на асфальте, и – ААААААААА, мама умрёт! Я нарочно утрирую, для наглядности. Обычно у умных людей всё происходит гораздо тоньше, но заканчивается ровно с тем же результатом: умный и тонкий человек бледнеет, услышав в важный для него момент вороний крик.

Что с этим делать на практике? А вот что. Проверочное слово – страх. Пока т. н. магическое мышление даёт нам радость, бодрость, дополнительную храбрость и азарт, оно полезно, пусть будет. У кого нет, тот дурак, покажем ему язык. Но как только в запутанных отношениях магического мыслителя с реальностью появляется – даже не прям СТРАХ-СТРАХ-СТРАХ, а осторожность, лёгкое опасение – всё. В смысле, бегите, теряя тапки, от трусливой гадины, засевшей у вас в голове. Гадина гораздо страшнее, чем кажется. Она может испортить наши отношения не просто со всем миром, но с самой важной, бесконечно ценной частью его. И потом весь остальной мир с нами останется (вот счастье-то), куда он денется, а его невидимая, одухотворяющая составляющая – нет.

Как бежать от трусливой гадины – это, конечно, отдельный вопрос. Осознавать всякое её шевеление, давить заразу и делать наперекор, причём так качественно, чтобы не огрести неприятностей и получить положительный опыт неповиновения страху со счастливым финалом – так лучше всего. Но на практике каждый из нас к моменту осознания опасности уже повязан трусливой вражиной по рукам и ногам. Причём этот страх таким подлым образом захватывает внимание, что поступив вопреки пугающим знакам, мы наверняка нарвёмся таки на проблемы. Не потому, что злые приметы и дурные знаки действительно действуют! А только потому, что так работает наше внимание, направляет все тайные ресурсы организма на достижение якобы предсказанного трындеца. То есть, случившееся неприятное «чудо» происходит за наш счёт. Мы тратим на него свои силы. Мы сами всё это себе устраиваем – в силу специфики работы человеческого внимания. Пока внимание не под контролем, оно само решает, за что ему зацепиться. А страх обычно (в силу нашего дремучего животного происхождения) – самый сильный магнит.