– Какой кошмар, – прошептал Брайант.

Ким согласилась с ним, хотя не понаслышке знала о том зле, которое могут причинить родители. И тут ей в голову пришла мысль.

– Но ведь Белинда была преподавателем, лектором, а не практикующим психологом. Откуда она узнавала о подобных детях?

– Она их изучала, инспектор. Любая возможность встретиться с проблемным или ущемленным ребенком была для нее подарком судьбы. Она никогда не прекращала изучать эти отдаленные последствия.

Что-то здесь было не так, но что именно, Ким не могла определить – сам факт того, что женщина встречалась с проблемными, пережившими насилие детьми и изучала их и их страдания, не будучи при этом практикующим врачом и не имея возможности как-то помочь им…

– Нам кажется, что Белинда собиралась куда-то поехать. Не знаете, куда именно? – задал вопрос Брайант.

– Насколько я знаю, она редко брала отпуск или отгулы, – Фелиция пожала плечами. – Так что если она куда-то собиралась, то, скорее всего, для того чтобы расширить свои познания.

– Что ж, благодарю вас, – Ким встала. – Вы не подскажете, как нам разыскать Чарльза Бланта?

– Конечно. А почему он вас интересует?

– Потому что, по нашему мнению, он был последним любовником Белинды.

– Вы в этом уверены? – Женщина даже не старалась скрыть свой шок.

– Мы так считаем, – повторила Ким, поняв, что Белинда умудрилась сохранить свои отношения в тайне от всех. О них ничего не знали ни ее подруга, ни ее начальница, а вот сестра, которую она не любила, знала. С каждым мгновением их отношения казались все более и более странными.

– Мне кажется, вы ошибаетесь, но я сама провожу вас к мистеру Бланту.

Ким последовала за женщиной, размышляя над тем, что ждет их впереди.

– И какого черта все это значит? – прошипела Линн, когда они выходили из зала суда.

Судья принес свои извинения присяжным и теперь общался с представителями защиты и обвинения наедине.

Пенн не представлял, что может произойти в дальнейшем.

– Брось, Линн. Мы же все ждали, что защита ее слегка вздрючит, – заметил Дуг, доставая телефон. – Женщина в своих показаниях развернулась на сто восемьдесят градусов, и, хотя все мы уверены, что во второй раз она сказала правду, ты же понимаешь, что присяжные могут…

– Не будь идиотом, Дуг, – в голосе Линн послышалось раздражение. – Все это я ожидала; но что это за обманы, о которых она визжала, и как связаны с ними эти изменения в ее показаниях?

– А это не важно, – Дуг улыбнулся. – Присяжные просто не смогут по щелчку забыть историю об испачканной кровью майке. На основании ее показаний мы получили ордер и именно тогда обнаружили эту майку в сарае. А кровь Дева Капура на одежде убийцы – это улика железобетонная, согласна?

В словах Дуга был определенный смысл. Судебная экспертиза намертво привязала обвиняемого к совершенному преступлению, но Пенну уже приходилось видеть, как присяжные игнорировали данные экспертизы в тех случаях, когда им казалось, что показания свидетеля не заслуживают доверия. Ведь так терялось их доверие к полиции, вера в представленные доказательства и во все, происходящее в зале. Для того чтобы обвинить человека в убийстве, требовались стальные нервы и непотопляемые улики. Присяжные предпочитали придерживаться концепции «вне всяких разумных сомнений»[28], поэтому они и не желали становиться виновниками необратимых изменений в жизни обвиняемых. Что для любого зрителя шоу «Создание убийцы»[29] на «Нетфликсе» само по себе выглядело двойным стандартом.

К сожалению, присяжные не имели возможности вынести вердикт: «Не уверены, что мы можем признать виновным данного человека».

– Будем надеяться, что все будет в порядке, – сказала Линн, массируя себе руки. – Приговор вынесут обвинительный, и все мы сможем вернуться к работе.

– А я, например, не против того, что мне платят за то, что я весь день заседаю в суде, – заметил Дуг. – Все равно что подметать деньги с пола.

– Боже, Дуг, как ты можешь?.. – притворно возмутилась Линн, продолжая улыбаться. Дуг есть Дуг, и ничего с этим не поделаешь.

– Сэр, у вас что?..

– А вот и наш мистер Капур, – сказал Пенн, отходя в сторону.

– Что-то идет не так? – негромко спросил мужчина.

– Вовсе нет, все в порядке, – сержант покачал головой. – Просто судья решил, что и защита, и обвинение нуждаются в том, чтобы их слегка привели в чувство. Обвинение должно было лучше подготовить своего свидетеля, а защите не следовало постоянно ее подкалывать. Через пару минут судья закончит, и заседание продолжится. – Пенн увидел, как Линн поднесла мобильный к уху.

– Я найду вас после заседания, и тогда мы поговорим более предметно, хорошо?

Мистер Капур согласно кивнул, и Пенн вновь присоединился к своим бывшим коллегам.

– Все в порядке?

Линн пожала плечами. По ее лицу было видно, что она нервничает.

– Пока не знаю, но босс – если не забыл, его зовут Тревис – хочет, чтобы мы вернулись в управление. И немедленно. А еще он сказал, что тебя это тоже касается.

Стейси отодвинула от себя список телефонных звонков Белинды, который теперь напоминал радугу. Используя маркеры различного цвета, она выделила практически все номера в списке, и теперь преобладающим цветом был желтый – им она помечала разговоры Белинды с сестрой. Констебль покачала головой. Она никогда ни с кем не говорила так часто в течение дня. Никогда в жизни. Не говоря уже о том, что это повторялось изо дня в день.

Голубым цветом констебль отметила звонки, которые она посчитала «безобидными». В основном это были спам и всякий маркетинговый мусор. Розовым цветом были отмечены звонки, сделанные и полученные по поводу всяких услуг: парикмахерская, маникюрный салон, визит к ортопеду, вызов такси и двенадцатиминутная беседа с провайдером Интернета.

Теперь у нее остались только три звонка – два исходящих и один входящий.

Она позвонила по первому – это оказался мобильный номер, сразу переключающийся на голосовую почту. Приветственная запись на пленке была стандартная, поэтому определить, кому этот номер принадлежит, было невозможно. Стейси сделала возле номера пометку карандашом и перешла к следующему. Это был стационарный номер – телефон звонил до тех пор, пока автоматика не отключила его. И вновь Стейси отметила его карандашом как номер, по которому она еще не дозвонилась.