– Да, лучше, – огрызнулась свидетельница, и защитный невроз заставил ее кожу побледнеть.

– Значит ли это, что у вас нет никаких скрытых причин менять ваши показания?

– С какой стати?..

– И в промежутке между этими двумя вашими показаниями не произошло ничего экстраординарного?

Женщина покачала головой, как будто не доверяла больше своему голосу.

– Я прошу вас ответить на мой вопрос.

– Ничего не произошло.

– Никаких ссор?

– Нет.

– Может быть, вы подрались?

– Я уже все сказала.

– Прошу прощения, миссис Нориева, но вынужден указать вам на то, что ваша память вновь подводит вас – или же по причинам, известным только вам одной, вы предпочитаете лжесвидетельствовать.

– Я говорю правду. Это он убил. Я точно знаю.

– И вновь я вынужден заявить вам, миссис Нориева, что вы по каким-то причинам беззастенчиво лжете суду.

– Это он лжет, а вовсе не я! – взвизгнула свидетельница, указывая пальцем на своего мужа и впервые повернувшись к нему лицом. – Этот кобель лгал мне все эти гребаные годы.

Она не спускала глаз с мужа; глаза ее наполнились ненавистью, и казалось, что с языка у нее капает яд.

– Я, твою мать… тебя ненавижу. Чтоб ты горел в аду, кобель гребаный!

Пенн наконец выдохнул. Только сейчас он понял, что во время всего этого диалога сидел затаив дыхание.

Все закончилось, и в зале заседаний повисла тишина.

Сержанту не надо было смотреть на обвинение, защиту или присяжных, чтобы понять, какое впечатление все это произвело на них.

Удар был нанесен прямо в солнечное сплетение.

Колледж Хейлсовена открылся в 1966 году в одном большом здании. В начале восьмидесятых к нему были пристроены четыре дополнительных блока, а позже в кампусе выросли еще восемь зданий, в которых теперь располагались факультеты музыки и исполнительского искусства, изучения средств массовой информации, биологии и ветеринарии, информационно-коммуникационных технологий и спортивной медицины и физической культуры. Кроме того, в Кумбсвуде был открыт научно-технический центр, а возле развязки в Шенстоне – центр по подготовке парикмахеров и стилистов.

– У тебя нет ощущения, что мы делаем что-то не то? – спросил Брайант, когда еще один из сотрудников прошел мимо, бросая на них косые взгляды.

Ким никогда не нравилось сидеть под директорскими дверями, и она радовалась, что осенний семестр еще не начался и им удалось избежать сотен праздных зевак в лице обучающейся молодежи.

Приехали они за пять минут до встречи с Фелицией Астор, директором колледжа. Она была назначена на 10 утра. Судя по всему, женщина решила выдержать договоренность с точностью до минуты. Как будто они приехали не для того, чтобы разыскать убийцу.

Ким встала и стала прохаживаться вдоль стеклянной стены, отделявшей административный отдел от коридора. Было видно, что в связи с тем, что учеба еще не началась, не все столы в помещении были заняты, а те пять женщин, которые находились внутри, работали, уставившись в экраны компьютеров, и почти не разговаривали. Все, за исключением одной.

– Интересно, что у нее может быть важнее, чем встреча с нами? – возмутился Брайант. Секретарша уже успела сообщить миссис Астор, что они прибыли.

Ким еще раз прошлась вдоль стены, стараясь не заглядывать внутрь.

Пара голов поднялась и проводила ее взглядами, но инспектора интересовала только женщина, сидевшая в глубине помещения. Она отличалась от всех остальных по нескольким причинам. Прежде всего она была лет на двадцать старше. Далее, ее блузка с рюшами и сильно накрашенное лицо составляли резкий контраст с джинсами и майками, в которые были одеты остальные сотрудницы. Кроме того, на ней единственной были наушники.

«Старая школа», – поняла Ким. Сейчас, с развитием технологий распознавания голоса, мало кто умел печатать с наушников, а искусство стенографии вообще перестало существовать.

Но вовсе не поэтому Стоун обратила внимание на эту женщину. За все время, что инспектор за ней наблюдала, женщина «печатала», ни разу не прикоснувшись к ножной педали[26].

– Командир, какого?..

– Тихо. Я в свободном поиске.

– Это перед стеклянной-то стеной?

Тут Ким подошла к стене и постучала по ней. Женщина, сидевшая ближе всего, чуть не подпрыгнула от неожиданности и бросила на детектива быстрый взгляд.

Стоун, не обратив на это никакого внимания, указала на женщину в глубине комнаты.

Наконец пожилая женщина оторвалась от экрана компьютера, и Ким знаком попросила ее подойти. Женщина сняла наушники и подошла к стене. Инспектор показала на дверь.

– Командир, что, черт побери, ты делаешь? – поинтересовался Брайант, пока женщина пробиралась между столами, чтобы добраться до двери.

Она вопросительно посмотрела на Ким, и та предъявила ей свое удостоверение. После этого представилась и представила Брайанта.

– Ида Линкольн, – назвала свое имя женщина, переступая с ноги на ногу.

– Миссис Линкольн, мы расследуем убийство Белинды Эванс. Вы хорошо ее знали?

Было похоже на то, что Ида была единственной, кто не мог сконцентрироваться на работе.

Глаза женщины наполнились слезами.

– Нам рассказали все вчера вечером. Просто никак не могу к этому привыкнуть. Я знаю, что у нас она уже не работает, но то, что она ушла… то есть я хочу сказать, ушла по-настоящему… это просто…

Ида замолчала и достала из рукава носовой платок. Несколько мгновений Ким молчала.

– Вы были близки?

– Я бы так не сказала, но у нас было много общего. – Женщина взглянула на своих коллег. – Мы обе чувствовали себя старыми кошелками среди этой молодежи.

Ким никак не ожидала услышать подобное из уст пожилой дамы.

– Иногда нам казалось, что люди в офисе говорят на каком-то иностранном языке. Ни я, ни она не были специалистами в области современных технологий. Мы не понимали все эти постоянные разговоры о социальных сетях. В конце концов, если мне нужно увидеть милого котенка, то я пойду и куплю его. Мы с ней часто обсуждали книги. Не знаю, известно ли вам, что она была очень образованной женщиной… Спорить с ней было очень трудно.

– Это почему? – спросила Ким, подумав, что, может быть, Белинда была подвержена вспышкам гнева или агрессии.