– Потому что она всегда могла привести факты в доказательство своего мнения. Она была очень умна.

– А вне работы вы встречались? – поинтересовалась Ким, заметив, что на руке женщины нет обручального кольца. Эти две дамы вполне могли проводить время вместе.

– Иногда мы встречались по вечерам, чтобы выпить. Естественно, пили безалкогольные напитки, ведь Белинда была трезвенницей. Недавно мы обсуждали документальный фильм, посвященный африканским погребальным обрядам, но так ни до чего и не дошли.

– Почему?

– За время нашей встречи ее сестра позвонила раз десять. Было видно, что Белинду это раздражало, но телефон она не выключила. В конце концов я предпочла уйти, поняв, что моя кошка явно уделит мне гораздо больше времени и внимания. То есть кошки у меня нет, но вы меня понимаете… Хотя все это выглядело более чем странно. – Женщина посмотрела куда-то вверх и влево[27].

– А почему странно? – уточнила Ким. Она любила странности. Странное – это эквивалент необычного, а все, что необычно, может превратиться в улику.

– Я готова была поклясться, что в тот момент видела ее сестру на парковке рядом с кафе, но ведь в этом нет никакого смысла, правда?

– А Белинде вы об этом сказали?

– Нет, не стала. А утром я уже была уверена, что ошиблась.

Ким же, в свою очередь, не была в этом уверена.

– И на этом ваша дружба закончилась? – спросила она.

– Где-то через неделю после этого, – Ида покачала головой, – Белинда пригласила меня выпить кофе после работы. Однако перед самым концом рабочего дня ее сестра очень вовремя упала. То есть я не хочу сказать…

– Офицеры, я готова вас принять, – раздался голос у них за спиной.

Ким не слышала, как открылась дверь в кабинет директора.

– Еще минуточку, – ответила инспектор, не поворачивая головы. – Продолжайте, Ида. Вы говорили…

– Да я вроде бы закончила. Просто хотела сказать, что у меня создалось впечатление, что ее сестра не любила, когда Белинда проводила время с кем-то еще.

Постучав, Ким вошла в дверь, которая сразу закрылась у нее за спиной. Ей протянула руку полная женщина с очень коротко подстриженными светлыми волосами. Брайант, сделав шаг вперед, пожал руку и представился.

Ким проследила за тем, как женщина обошла стол, и подумала, что каблуки даже высотой в девять сантиметров не делают женщину такой высокой, как ей хотелось бы.

– Мы сожалеем о смерти одной из ваших коллег, – начал Брайант, усаживаясь на один из стульев с синей обивкой.

На обычном письменном столе перед директрисой стоял открытый лэптоп. Ким заметила, что, хотя кабинет был просторен и полон воздуха, его никак нельзя было назвать роскошным. Мебель собрана с бору по сосенке – по-видимому, ее перевозили из тех отделов, в которых происходила смена обстановки.

– Думаю, вы понимаете, что все мы в шоке. Белинда ушла из колледжа всего несколько месяцев назад, хотя мы и умоляли ее остаться…

– Умоляли? – переспросил Брайант.

Ким с удовольствием предоставила сержанту вести беседу, пока сама отходила от возмущения, что их заставили ждать в приемной. Правда, Ида успешно заполнила это свободное время. И хотя рассказала она не так много, из ее слов можно было понять, что Белинда старалась вести замкнутый образ жизни. Было видно, что Ида ничего не знает о сексуальных предпочтениях своей подруги и, вполне возможно, не поверила бы им, если б они все ей рассказали. Гораздо интереснее было то, что им удалось узнать о сестре, которая была жива. Если сестры так ненавидели друг друга, откуда взялась эта погруженность в жизнь родственницы?

– Конечно, мы просили ее остаться, – ответила Фелиция Астор, полностью переключившись на сержанта. – Она была одним из самых популярных преподавателей. Лишь на ее лекциях люди стояли в проходах.

– На то были какие-то особые причины? – поинтересовался Брайант.

– Обычно курс по детской психологии сам по себе достаточно популярен. Большую роль в этом играет профессионализм – так же как в консультировании, преподавании, социальной работе, да и в полиции тоже. Но лекции Белинды пользовались особым спросом.

Брайант, промолчав, кивком попросил ее продолжать.

– Она не преподавала свой предмет, она жила им. У меня правило – раз в год я посещаю лекции всех своих преподавателей; так вот, на ее лекциях атмосфера была наэлектризована от обилия информации. Ее познания в области детской психологии, особенно в том, что касалось жестокого обращения…

– Продолжайте, – Ким подалась вперед.

– Белинда была специалистом в области отдаленных последствий жестокого обращения с детьми в самом раннем возрасте. – Повернувшись к Ким, Фелиция подняла глаза вверх и печально улыбнулась. – На одной из ее лекций меня заинтересовал один из примеров, который она привела. Белинда говорила о мальчике, с которым она встретилась, когда ему было девять лет. Бедняжка провел бо€льшую часть своей жизни в крохотной комнатенке. Кормили его один раз в день, и почти все время он сидел в темноте. Ни с кем не общался, ни о какой любви и речи не шло. При этом дверь в комнату была не заперта, и никто не приковывал его к батарее. Его просто запрограммировали на то, что он никогда не сможет уйти. Родили его двое зависимых.

– Наркоманов? – предположил Брайант.

– Алкоголиков? – в свою очередь уточнила Ким.

Фелиция отрицательно покачала головой.

– Родители были игроманами. Все свое время они проводили перед экраном игровой приставки, подключенной к Сети. Женщина вообще не догадывалась, что беременна, до самого момента рождения малыша. Они не знали, что с ним делать, и поместили его в свободной комнате, а сами стали изучать видео с «Ютуба», касающиеся кормления новорожденных.

– Вы шутите? – не поверил сержант, хотя Ким смутно помнила, что читала в газетах о чем-то подобном.

– Вовсе нет. Жизнь для этих двоих шла своим чередом. Раз в день они кормили ребенка, меняли ему подгузники, а выяснилось все только после того, как городская администрация настояла на осмотре их бойлера, потому что в соседнем доме подобный же бойлер взорвался.

– И чем же это закончилось?

– Соседи были в шоке. Родителей посадили, а мальчика отправили в детский дом.

– А дальше?

– А дальше, офицеры, вы можете понять, почему лекции Белинды были столь увлекательны. Она заставляла студентов сопереживать. Рассказывала о реальных детях, непридуманных ситуациях, о людях, с которыми встречалась и общалась.

– А с мальчиком-то что? – настаивал сержант.

– Маловероятно, что он покинет специальное учреждение до конца своей жизни. Белинда объяснила, что та обработка, которой мальчик подвергался в течение девяти лет, полностью разрушила его способность любить, доверять и общаться. Он не переносит, когда до него дотрагиваются. Даже если кто-то коснется его мимоходом, это вызывает истерику. Он никогда ничему не учился и, соответственно, оказался в мире, который никто, кроме него, не может понять.