Неожиданно все встало на свои места.

– Линейка? – уточнила детектив, потирая левую руку.

– Когда-то косточки на левой кисти нашей жертвы постоянно подвергались воздействию острого металлического предмета.

Пенн затаил дыхание, когда Ирина Нориева прошла вперед для дачи свидетельских показаний. По пути она одаривала всех сидящих презрительными косыми взглядами.

И опять он не мог не обратить внимания на то, насколько разительно ее внешний вид сейчас отличается от тех двух раз, когда ему приходилось встречаться с ней раньше. С лицом, застывшим в постоянной хмурой гримасе, она всегда напоминала ему дикое животное, готовое в любую минуту броситься на свою жертву. Сегодня волосы были уложены лучше, косметика наложена более старательно, украшения подобраны с большей тщательностью. Но враждебное выражение лица осталось прежним.

Пенн внимательно следил за тем, как Ирина приносила присягу, и вдруг понял, что за все это время она ни разу не взглянула на своего мужа.

Представитель защиты встал и улыбнулся свидетельнице, которая ответила ему такой же улыбкой.

– Миссис Нориева, насколько известно суду, вы выступаете в качестве свидетеля обвинения на заседании, на котором рассматривается причастность вашего супруга к убийству.

И опять она не взглянула в направлении мужа и предпочла промолчать. Очевидно, ей посоветовали поступать так до тех пор, пока к ней не обратятся с прямым вопросом. Хорошо зная ее, Пенн мог только гадать, как долго она сможет придерживаться этой тактики.

– Ранее вы засвидетельствовали, что двадцать шестого октября прошлого года вашего супруга не было дома. Это так?

– Да.

– Вы также сказали, что не имеете понятия о том, где он провел тот вечер.

– Правильно. Я уже…

Обвинитель покачал головой, и она резко замолчала, хотя истинная Ирина Нориева уже была готова вырваться на свободу.

– И, насколько вы помните, эти сведения правдивы и соответствуют действительности?

Пенн расслабился. Такого свидетеля можно не бояться. Каждый раз, когда Ирина будет отвечать на вопрос, присяжные будут слышать лишь то, что она подтверждает свои прежние показания.

– Я уже говорила…

– Просто отвечайте на вопрос, миссис Нориева.

Мягкое замечание защитника заставило глаза женщины гневно вспыхнуть.

– Вы показали, что он ушел из дома около девяти часов вечера и возвратился около одиннадцати?

– Но я же уже это говорила…

– Действительно говорили, – согласился адвокат, – но к этому мы еще вернемся.

Неожиданно Пенн понял, к чему ведет защита, однако не знал, насколько опасно это может оказаться для всех них. Что-то подсказывало ему, что все сведется к оценке того, насколько данный свидетель заслуживает доверия, и это его напрягало. Судя по напряженным лицам коллег, они испытывали то же самое.

– А еще вы вспомнили, что он не прошел прямо в дом, а вначале заглянул в сад?

– Да, этот сукин сын…

Черт побери, джинн вырвался на свободу.

– Но вы не знаете наверняка, что делал ваш супруг в саду, не так ли?

– Он прятал эту гребаную…

– Миссис Нориева, вы действительно видели, как ваш супруг что-то прятал в саду? – обратился к ней защитник.

Пенн видел, как обвинение облегченно вздыхало всякий раз, когда защитник или перебивал свидетельницу, или прекращал ее выпады. От этого они расслаблялись, не понимая, что защитник делает это намеренно, надеясь, что все эти насмешки и остановки только все больше и больше выводят свидетельницу из себя. Он расставлял ей ловушку, в которую она с удовольствием засовывала свою голову, – после чего собирался воспользоваться этим по полной программе. Когда адвокат будет готов и когда она будет грызть удила, сгорая от желания высказаться, все барьеры будут сняты. Пенн это хорошо понимал, но ничего не мог с этим поделать.

– Итак, вы сказали полиции, что он что-то спрятал в саду, а потом прошел прямо в ванную и стал мыться? Так?

– Да, этот сукин сын прошел и смыл кровь…

– И вы это видели? Я имею в виду кровь?

– Н-у-у-у… нет… но…

– То есть он вполне мог пройти прямо в ванную потому, что ему очень хотелось в туалет?

– Ни в коем случае. Он…

– Но теоретически он мог это сделать?

– Нет, потому что…

– И вы уверены, что это было в одиннадцать вечера?

– Я посмотрела на…

– А не в десять сорок пять?

– Твою мать, я же сказала…

– Или в десять сорок?

– Я отвечаю за…

– А почему вы решили, что это не произошло в десять тридцать пять?

– Я еще в состоянии отличить…

– И вы хорошо все это помните?

– Возражаю, ваша честь, – подал голос один из обвинителей. По мнению Пенна, он опоздал с этим секунд на сорок. Хотя сержант понимал, что обвинение дает свидетельнице время собраться и взять себя в руки. Чтобы не говорить вещей, о которых она потом пожалеет.

– Возражение принято, – провозгласил судья и бросил на защитника предостерегающий взгляд, который последний принял к сведению.

– То есть вы уверены, что хорошо помните все, что произошло в тот вечер?

– Конечно, – прорычала миссис Нориева.

– И вы ни в чем не сомневаетесь?

– Нет. – Это прозвучало как плевок.

– Тогда прошу вас, не сочтите за труд и объясните суду, почему в ваших первых показаниях – тех, что вы дали непосредственно после происшествия, – вы утверждали, что ваш супруг весь вечер провел дома?

– Тогда я немного запуталась… – Свидетельница покраснела.

Большинство присяжных нахмурились, но больше ничем не выказали свое отношение к услышанному.

– Запутались в датах, во времени или в том, где находился ваш супруг? Можно поточнее, миссис Нориева?

– Ну да, то есть нет; я хочу…

– Через четыре дня после убийства Девлина Капура вы показали, что в момент убийства ваш супруг был с вами, так или нет?

– Я перепутала даты. Не могла вспомнить…

– Ах вот как! То есть точно вы ничего не помнили, однако обеспечили своему супругу алиби?

– Тогда я думала, что он был дома.

Теперь покраснело не только лицо свидетельницы, но и ее шея, и грудь.

– Ах, вы так думали… То есть на вашу память нельзя положиться?

– Нет, сейчас я все вспомнила. Он…

– Сейчас, по прошествии четырех месяцев, вы помните тот вечер лучше, чем через четыре дня после происшествия?