мраморной крошкой, и каждый наш шаг громким гулким эхом отдавался в коридоре, а еще громче в моей голове.

Эскулап посмертных дел продолжал свою экскурсию, а я, зажав включенный диктофон в руке, продолжал кивать, как китайский болванчик.

— Собственно, это и есть то, что в народе именуют «моргом». А вас интересует процесс вскрытия тоже, или просто посмотреть на суицид-ника — и все?

— Вскрытие тоже, конечно, — я выдавил это из себя, понимая, что хорошего репортажа без живописного описания вскрытия не получится.

Патанатом явно оживился и продолжал свое выступление, направляясь к секционному столу.

— К сожалению, это наш коллега, — по этому случаю эскулап состроил положенное случаю удрученное выражение лица и придал скорбную интонацию голосу. Вышло не очень убедительно, но мне было плевать. — Такой молодой. Еще жить да жить, а все туда же. Жизнь тяжелая пошла, да еще с такой работой, как у него, с ума спрыгнешь…

Мы уже подошли к секционному столу, и патанатом театральным жестом иллюзиониста сдернул простыню, накрывшую недавно доставленное тело.

ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ВДРУГ СТАЛА НЕСТЕРПИМОЙ! ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ИЗНУТРИ ПО ГОЛОВЕ НАЧАЛ БИТЬ НАБАТ! Я ВЕСЬ ПОКРЫЛСЯ ИСПАРИНОЙ, И ПЕРЕД ГЛАЗАМИ ПОПЛЫЛИ КРУГИ! СТАЛО НАСТОЛЬКО СТРАШНО, ЧТО Я АЖ ЗАЖМУРИЛСЯ! ОТКРЫЛ ГЛАЗА — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТО ОШИБКА! ОЧЕРЕДНЫЕ ВЫКРУТАСЫ МОЕЙ УЩЕРБНОЙ ПСИХИКИ! СЕЙЧАС ВСЕ ПРОЙДЕТ! НЕТ, НЕ ПРОШЛО…

— Не надо так реагировать. Дышите, глубоко дышите. Все там будем, — смиренно и притворно тяжело вздохнув, эскулап подошел ко мне, чтобы поддержать, если что. — Понимаю, многие так реагируют на трупы в первый раз…

Я помотал головой, не в силах что-то произнести. Я просто смотрел и всматривался в эти синюшные, набрякшие, но такие знакомые черты Лешиного лица, с багровой полосой спереди по шее. Мне не верилось. Не может быть! …

— Когда это произошло? — через силу просипел я.

— Что произошло, простите? — патанатом явно не врубался в ситуацию, а я был не в силах что-то прояснить.

— Доставили когда? … Это Леша — мой друг… — невпопад выдавил я из себя.

— Ой! Сочувствую…

Врач начал что-то понимать, но уже не знал, как себя вести.

— Вчера и доставили. Удушение, суицид. Такой молодой, а сам на себя руки наложил… — запричитал он как-то по-бабьи.

Мне становилось все хуже и хуже. Голова не просто болела, было ощущение, что она наполняется болью и увеличивается в размерах. Глаза слезились то ли от боли, то ли от отчаянья…

Я повернулся и, пошатываясь, вышел в яркий, живой и от этого не менее мучительный мир…

Как такое могло случиться, чтобы Леха — жизнерадостный, полный здорового скептицизма, покончил жизнь самоубийством?! Неужели его подтачивала скрытая депрессия, которую я не смог распознать при нашей последней встрече? Да я, собственно, и не приглядывался к нему — у самого проблем выше крыши. Вот почему он не отвечал на звонки. Надо было ехать к нему…

Я сидел в квартире и от отчаяния не находил себе места. То ли жалость к Лехе, то ли жалость к самому себе (я уже и не пытался разобраться) медленно убивали мой и так уже покореженный мозг.

Вспомнился наш с Лехой разговор, где-то трехгодичной давности. Разговор тогда зашел про «секс, наркотики, рок-н-ролл» и логично перетек к идее «умереть молодым». И тут Леха вспомнил про своего деда, которого очень любил, часто вспоминал и цитировал по поводу и без.

Мы порядком «набрались» и Леха внезапно посерьезнев, сказал:

— А знаешь, любимая поговорка моего деда была — «старость не радость, но гордость». Хотя вторую часть поговорки последние несколько лет своей жизни он уже опускал и не цитировал. Так вот, Андрюха, для меня так и осталось загадкой — а в чем гордость старости? Я, как врач, заявляю: старение безобразно! Все наши недостатки, как физические, так и душевные, со временем выпирают все больше и больше, и к старости принимают гротескные безобразные формы. Так в чем гордость-то? В том, что становишься долбанутым старпером с недержанием мочи? Не понятно! Так что, может лозунг «умереть молодым» имеет гораздо более глубинный смысл? Странно, но чем дольше живу, тем бессмысленнее становятся перспективы моего дальнейшего существования. Так что давай пить, Андрюха! За секс, наркотики, рок-н-ролл!

Я вспомнил этот разговор, который происходил у него на квартире, там же, где тремя годами позже он повесился, решив, по-видимому, не стареть. Господи, что за хрень? А может, он прав!?…

Крюк от люстры на потолке достаточно крепкий и запросто выдержит. Веревка бельевая то же крепкая, а если сложить вдвое, то уж наверняка не оборвется. Единственный минус — это высокие потолки сталинской архитектуры, но стремянка решила и этот вопрос.

Кажется, все. Все по любому! И в плане подготовки, и в плане жизни. Так и надо заканчивать эту тупую, бессмысленную жизнь! Так правильнее и справедливее по отношению и к себе, и к семье. Меньше проблем. Леха был прав.

Лучше сейчас самому, чем оставить Оле и сыну еще и геморрой в виде сумасшедшего и неконтролируемого мужа и отца! Так хоть останусь в их памяти почти нормальным человеком — опустившимся, но хоть в сознании.

Ну, все! Допью водку, выкурю последнюю сигарету и на стремянку — ввысь! К петле! Спасибо Леше — подсказал! И почему мне самому это не приходило в голову? Самый правильный выход! Самое справедливое решение!

И что самое чудесное — мне не страшно! Решение всех проблем — вот это что! Петлю на шею, толчок от стремянки… все…

4

В глазах постепенно прояснялось, и предметы вокруг стали приобретать более четкие очертания, а вместе с четкостью усиливалась боль в горле и надсадный кашель. Он не понимал, где находится. Не понимал, что с ним происходит.

Лежа на спине, он всматривался в грязную белизну потолка, с которого на крюке свисал, покачиваясь, обрывок веревки.

— Бл…, даже здесь не повезло, — подумал он и отметил про себя, что для свежеудушенного голова работает на удивление ясно.

И что теперь делать? Пойти в магазин купить веревку качества «премиум», чтоб не подвела, и опять повеситься? Может, на этот раз повезет?

Он поднес ладони к лицу. Руки мелко дрожали. Попытался шевельнуться — ноги с трудом подчинились и ощущались, как ватные. Он опять рухнул на пол и продолжал лежать, бессмысленно пялясь в потолок.

— Простите, что прерываю ваше созерцательное состояние, но у нас очень мало времени, — тихий старческий голос, раздавшийся внезапно из дальнего угла комнаты, заставил его вздрогнуть и повернуть голову.

В неверном сером свете уходящего дня он увидел незнакомого старика, сидящего в кресле.