– Скажи им правду, – говорит Ворона. – Поступи верно.

Сказать правду – обречь род Халле-ярла на несмываемый позор. Кровь его потомков будет запятнана, а земли, принадлежавшие роду, будут поделены между ближайшими к ним ярлами. Дочь конунга, его наследница, та, кто займет место Ганнара Покорителя, должна уважать законы своих предков. Проявит мягкосердечность – и вновь взбунтуют ярлы решению Ганнара признать наследницей дочь. «Не пристало женщине править над мужами», – скажут они, и вновь пошатнут ее уверенность.

Шагает Ренэйст подле угрюмого Ньяла, накинув на голову капюшон плаща, и смотрит под ноги. Кусает губы, сжимает кулаки и уверяет себя, что поступит правильно. Выходят они на поляну, на которой все и произошло, и Рена ведет побратимов к тому месту, где покоится тело Фритхова, словно бы укрытое упавшим с дерева снегом.

– Как это произошло? – спрашивает Олафсон, снимая с плеча своего плащ.

– Тролль напал на нас после того… – Она замолкает, чувствуя, как ком встает в горле, но заставляет себя сказать: – После того, как Фритхов убил его детеныша. Он кинулся в атаку и попал под удар.

Олафсон сжимает челюсти. Ладонью стряхивает снег с черных волос погибшего товарища и кивает Ове. Они не произносят ни слова, перекладывая тело Фритхова на плащ Ньяла, и поднимают его, держа за концы с обеих сторон. Лишь Ове мрачно думает, что Ньялу нужно было взять с собой кого-то покрепче; тяжело ему нести такую ношу.

Вглядываясь в белое лицо несчастного юноши, Ренэйст снимает плащ и накрывает им Фритхова, скрывая за белым саваном. Кладет меч поверх тела его владельца и идет перед своими побратимами, неся в руках щит Фритхова, подобно знамени его рода.

Луна смотрит на них со своего пьедестала, светом прокладывая волчатам путь, и остается безучастной.

Возле закрытых ворот Чертога Зимы ждут их те, кто ушел вперед. Хейд выходит вперед, бьет себя кулаком по груди и, едва они подходят ближе, говорит:

– Вместе ушли – вместе вернемся.

Ренэйст кивает головой в знак благодарности и устремляет взгляд вперед. Один из отроков, что стоит ближе всех к тяжелым воротам, несколько раз бьет по крепкому дереву кулаком. Удары отдаются в груди ее тяжестью, и она закрывает глаза, крепче сжимая бронзовую рукоять щита в своих руках.

По ту сторону – суматоха, и в спешке ворота распахивают перед ними. Юноши расступаются, пропуская, и на дрожащих ногах Рена делает шаг вперед, ступая на земли своих предков. Единым строем идут они в сторону Великого Чертога, а женщины и дети выходят на пороги своих домов, чтобы увидеть будущих воинов. Завидев укутанное в саван тело, с тревогой вглядываются они в лица юных волчат. Печальная весть переходит от дома к дому и достигает собравшихся в Чертоге воинов раньше, чем дети их ступают на его порог.

Жгучее пламя бушует в груди. Не она должна нести этот щит, не эти вести должны узнать сыны Одина, едва они возвратились назад. Фритхов должен идти подле них, а вместо этого лежит под белым плащом, и на грудь ему давит собственный меч.

Подняв взгляд, видит Ренэйст, как распахиваются двери Великого Чертога и яркий свет льется алой рекой на каменные ступени. Видит она жен ярлов, которые не смогли ждать в Великом Чертоге с мужьями. Стоят они по обе стороны ступеней, взволнованные, кутаются в меха и меняются в лицах, завидев, с чьим гербом несет в руках щит дочь конунга. Теперь Рена знает, каково это – быть вестницей смерти.

Белее снега делается супруга Халле-ярла, черноволосая Алва, завидев знамя их рода в чужих руках. Губы женщины дрожат, медленно оседает она на колени, протягивая руки к телу, скрытому от взглядов плотной тканью. Слезы катятся по лицу ее, постаревшему в одно мгновение, и зовет она надломленным голосом умирающей птицы:

– Сынок!..

Что ей титулы да земли, если больше не бьется сердце единственного ее сына? Убейте – и охваченная горем женщина того не заметит. Склоняется над безутешной Сванна, мягко сжимающая узкими своими ладонями сотрясающиеся в рыданиях плечи. Ове смотрит на свою стройную, как побег омелы, вечно мерзнущую мать, чье чрево смогло выносить и породить лишь единожды. Сванна ловит взгляд сына и вглядывается в его лицо, задержавшись глазами на тонкой косичке подле виска, что больше не украшена бирюзовой бусиной. Потерял он оберег, подаренный матерью, но, быть может, раскололась бусина, да уберегла от беды?

Будет у них время поговорить об этом позднее. Сванна продолжает утешать рыдающую Алву, в то время как вносят тело погибшего ее сына под своды Великого Чертога.

Ньял мечтал, что, едва он войдет в великую залу, стены сотрясутся от громогласного крика воинов, встречающих своих меньших братьев. Но Великий Чертог встречает их траурной тишиной, и, пока они с Ове укладывают тело юноши на один из столов, вперед выходит Халле-ярл. Поверх головы Белолунной смотрит он на укутанного в саван сына, и лишь когда воительница зовет его по имени, переводит взгляд на нее.

– Халле-ярл, – осипшим от волнения голосом произносит она, протягивая ему щит. – Твой сын погиб. Мы принесли его тело, меч и щит.

Тянет он руки, забирает щит, и знает Рена, что если не он, то ее собственный отец потребует объяснений. Встает Ганнар-конунг со своего трона, не сводя с дочери взгляда, и приближается к ним. В дальней части зала замечает она неясное, смутное движение, и в свете факелов видится ей сокрытая в тени мужская фигура. Слегка откинув полу плаща, поднимает он вверх левую руку, являя сестре ладонь, лишенную двух пальцев.

Присутствие брата на мгновение заставляет ее позабыть обо всем, и лишь когда тень отца закрывает от нее свет, вспоминает, где находится. Вскинув голову, ловит она взгляд Покорителя, расправляет плечи и ждет, что велит ей конунг.

– Поведай нам, Ренэйст, дочь Ганнара, как погиб Фритхов, сын Халле, – говорит он.

Скажет правду – обречет род его. Солжет – будет опозорена пред теми, кому известна истина. Не пойдут они за вождем с мягким хребтом, не способным следовать законам чести. Видится ей белое лицо безутешной матери, рыдающей на пороге Великого Чертога, зовущей погибшего сына по имени, и тяжко сделать правильный выбор. Да и как понять, какой выбор верен?

Позади конунга замечает она Хакона. Мужчина мягко кивает, глядя в ее глаза, и становится спокойнее. Сжимает и разжимает она дрожащие от волнения пальцы, вдыхает нагретый пламенем факелов воздух и говорит, зная, что дороги назад больше нет:

– Фритхов, сын Халле, нарушил закон охоты. Он убил детеныша, не ведая, что выбрал не того противника. Взрослый тролль, разъяренный убийством… переломил ему хребет.

Великий Чертог полнится гомоном взволнованных, разъяренных мужчин, а Ренэйст, обернувшись, не сводит взгляда с Халле-ярла, что стоит за ее спиной, глядя на щит, который держит в руках. Все, что творится вокруг, словно бы не беспокоит его. Внутри нее ворочается печаль, и не чувствует она, что поступает верно.