Потом я повзрослел, поступил в институт, начал встречаться сженщинами, женился, стал работать. И забыл о приговоре. Замотанный дурацкимипроблемами, я не вспоминал о приговоре, который выносится всем без исключения.Даже когда приходил на кладбище, где хоронили близких или знакомых людей, —даже тогда срабатывала какая-то спасительная пружинка, заставляющая неотождествлять себя с покойным. Но теперь, когда заболел Игорь, я снова вспомнило своих детских страхах. Если я так боялся смерти, зная, что могу умереть летчерез пятьдесят-шестьдесят, то что же должен чувствовать мой мальчик? Может, онкричит по ночам, может, плачет в подушку? Или будит свою мать и отчима, терзаетих своими недетскими вопросами?

Я чуть не выскочил из ванной. Хотел позвонить Игорю, новспомнил, что часы показывают пять утра. Он сейчас наверняка спит, если вообщев состоянии спать. Я вышел из ванной комнаты, шлепая босыми ногами по полу.Подошел к книжной полке, где стояли мои любимые книги. Почему-то книги меняуспокаивали, словно внушали мне, что не все так страшно. Словно объясняли мнекакую-то истину, которую я все равно не мог постичь.

Я вспомнил про Тойнби, которого взял мой мальчик. Значит,ему интересно читать такие книги. Значит, он все-таки меньше думает о значениисобственной жизни. Собственно, что же такое жизнь? Неужели мы приходим в этотмир только для того, чтобы прожить жизнь и стать удобрением для полей? Ведьдолжна быть какая-то сверхзадача, которую мы не знаем. Уверен, должна быть.Откровенно говоря, я никогда не верил в Бога. Я был рационалистом и прагматикоми не мог поверить в нечто иррациональное. Если Бог обходился без моей душимиллионы лет, то почему он не может обходиться без нее и впредь, рассуждал я. Сдругой стороны — как поверить в то, что все произошло путем эволюции?.. И крометого: эволюция, породившая человека, — тоже своего рода чудо. То есть теорияДарвина — просто красивая сказка. Ведь ни одна обезьяна за последние несколькотысяч лет не превратилась даже в подобие человека. Впрочем, философские вопросыменя не очень интересовали, меня больше волновала собственная жизнь, вернее,жизнь Игоря.

Очевидно, смерть Семена Алексеевича сильно на меняподействовала: все мои детские страхи, загнанные в подсознание, тотчаспробудились. А может, это болезнь Игоря сделала меня психопатом иневрастеником? В общем, в ту ночь я почти не спал. Вернее, вообще не спал, хотяв половине шестого честно лег и почти два часа пытался заснуть. А может, явсе-таки засыпал на короткие мгновения? Точно сказать не могу.

Утром мне предстояло самое сложное — поехать к родным СеменаАлексеевича и все рассказать его жене и дочери. Когда я думал об этом, мнестановилось так страшно, что хотелось отказаться от поездки. С другой стороны,я понимал: только я, самый близкий им человек и любимый его ученик, долженсообщить им ужасную новость. Может, я не спал именно из-за этого? Во всякомслучае, утром я поднялся в половине восьмого и снова отправился в ванную, чтобыпобриться. А в восемь услышал первый телефонный звонок.

— Леонид, — раздался в трубке высокий голос Алены, — чтовчера произошло? Я звонила тебе до часу ночи. Тебя не было ни на работе, нидома.

Где ты был?

Неужели ее действительно интересует, куда я мог поехатьночью? Говорят, есть такие женщины, которые не оставляют в покое своих мужейдаже после развода. Очевидно, существуют и мужья, считающие бывших жен своейисключительной собственностью. Но мне-то было абсолютно безразлично, где ночуетАлена. Лишь бы от ее капризов не страдал Игорь.

— У меня были дела, — ответил я усталым голосом.

— Поэтому ты отправил Игоря одного? Неужели ты ничего непонял? Ему нельзя было входить в метро. Ему может стать плохо по дороге, ввагоне метро.

Теперь понятно, почему она мне позвонила.

А я, кретин, решил, что она до сих пор меня ревнует.

— Извини, — сказал я.

— Мы считали, что ты повез его к своему другу, а он сказал,что на обратном пути ты довез его до станции метро. Неужели у тебя не хватаетума…

— Я очень устал, — перебил я Алену.

— Ты хотя бы меня выслушай! — она повысила голос.

— Нет уж, уволь, — не выдержал я. — Вчера убили СеменаАлексеевича, когда он вошел в подъезд своего дома. Я всю ночь занималсярасследованием. Еще есть вопросы?

Нужно отдать ей должное — она все поняла.

Алена всегда была сообразительной женщиной. Да, она действительнопоняла, почему я высадил Игоря у станции метро. И, кроме того, поняла, чтоденег, на которые мы рассчитывали, уже может не быть.

— Извини, — тихо сказала она.

— Ничего, — отозвался я.

— Леня, — она давно меня так не называла, — ты извини, яведь ничего не знала. Я все понимаю… Просто вчера из-за Игоря я взбесилась.Думала, тебе наплевать…

Я молчал. В таких случаях лучше помолчать.

— Ты не думай, — продолжала Алена, — если понадобится, мыдействительно продадим квартиру. У нас уже и покупатель есть…

— Не нужно, что-нибудь придумаем.

— Мы хотим в воскресенье улететь, — сказала она. — У нас ужезаказаны билеты. Сегодня пойдем получать визы. Говорят, по вызову из лечебныхучреждений визу дают сразу. Ты не знаешь?

— Не знаю.

— В общем, ты не думай, — повторила она, — мы все сделаемсами.

— Посмотрим, — пробормотал я. — Вы сначала визу получите, апотом поговорим.

— Кто его убил?

— Пока не знаем. Я вам завтра позвоню, — сказал я напрощание и положил трубку.

После бритья я позавтракал, и тут снова раздался телефонныйзвонок. В трубке раздался голос Саши Лобанова:

— Извините, Леонид Александрович, что беспокою вас так рано.Я хотел вам напомнить, чтобы мне выписали пропуск. Нужно проверить, с кем вчеравечером общался Семен Алексеевич.

— Сейчас приеду, — сказал я. — Если хотите, поедем вместе.Могу вас подвезти.

— Может, лучше я подъеду к вашему дому? — предложилследователь.

— Тогда запишите адрес. — Я продиктовал адрес и сноваположил трубку. Трудно придется Лобанову. Кто ему разрешит работать на нашейтерритории? В лучшем случае разрешат войти в бывший кабинет Семена Алексеевича.Да и то только с группой сопровождающих. Лучше бы поручили вести следствиесотрудникам ФСБ, им бы разрешили проводить хоть какие-нибудь действия. Аработники прокуратуры вызывали у наших только смех.

Я вообще терпеть не могу, когда показывают по телевизоругенеральных прокуроров. Вид у них жалкий, суетливый, никчемный. Если они такиепринципиальные, пусть едут на Северный Кавказ и там качают права. На глазах уних происходят убийства, похищения, грабежи, даже войны. Я уж не говорю прочиновников, которые воруют и берут взятки нагло, в открытую. А кого из нихарестовала прокуратура? Назовите хоть одного крупного чиновника, которогопосадили бы следователи прокуратуры. Типичные неудачники. Вернее, их сделалитаковыми. Принципиальные быстро вылетают со службы, а конформисты остаютсяработать. Если честно, то все успехи прокуратуры — настоящее фуфло, как говорятуголовники.