Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путаясь в числах, Шаталов снял со сберкнижки денег на текущие расходы. Долго разглядывал купюры без привычных цепочек нулей. Попытался разыскать школьного друга Лерика, давно осевшего в Москве, но по всем трем телефонным номерам отвечали бесстрастные автоматические голоса. Один предложил оставить сообщение, Шаталов поприветствовал неуловимого друга и оставил свои координаты.
Купил пельменей и с позволения соседа, командированного с Урала, в его кастрюле сварил их на общей кухне. Сытость, усталость и непроходящее отчаяние сделали свое дело – Шаталов уснул, едва перебравшись из-за стола на узкую койку с провисающей панцирной сеткой. Отключился, как дачник в гамаке, даже раздеться не успел.
А со следующего утра начались долгие, вязкие дни. Рапорты, объяснительные, докладные записки – сколько же разных слов бюрократы придумали для практически одинаковых документов! Вскоре подключились узколицые и бесстрастные, как святые на старых иконах, военные следователи. Чередовались опросы и допросы. Оказалось, что между терминами есть какая-то ускользающая разница.
Сложнее всего было придумать, что же такого неправильного сделал бравый американский капитан Роджерс, чтобы вызвать шаталовский гнев. Вступил в разговор с российскими рядовыми? Неуважительно отзывался о ВДВ?
Следователи кивали, записывали показания майора-дебошира, переглядывались, едва заметно морщились. Я бы тоже ни слову не поверил, думал Шаталов, выливая на них очередные россказни. Вот же у них работа!
Невозможно было бы сказать, сколько дней ушло на дачу показаний. Но они закончились самым важным визитом в долгой и почти безупречной карьере виновника всего этого кавардака.
Здание Командования воздушно-десантных войск, Москва
Апрель 1999 года
От близкого грохота отбойных молотков по асфальту в просторном коридоре чуть подрагивали стекла. Майор Андрей Иванович Шаталов, бледный, не до конца остывший после очередной беседы со следователем, с тонкой папкой под мышкой направился в самый конец бесконечно длинного этажа. Ему навстречу прошли два офицера медицинских войск, о чем-то негромко споря.
В приемной за широкой двустворчатой дверью старший лейтенант поднялся навстречу Шаталову и проводил его в кабинет:
– Проходите, вас ждут!
Шаталов распрямил плечи, шагнул за порог. Дверь мягко закрылась у него за спиной. Отдал честь, по-уставному глядя перед собой.
– Товарищ генерал-лейтенант! Майор Шаталов по вашему приказанию прибыл!
Из-за большого рабочего стола ему навстречу поднялся генерал Сомов, показал на место для посетителей.
– Садись, майор!
Когда Шаталов подошел, Сомов протянул ему руку. Хватка у генерала была прежняя, без скидок на возраст и штабную работу.
– Показания твои читал, а теперь давай своими словами.
Впервые за долгое время можно было говорить все как есть. Шаталов не заметил, как закончил рассказ.
– Вот так, Виктор Ильич, – сказал он, пытаясь поставить точку. – Недоглядел, пришлось решать по ситуации.
Сомов, до того спокойный, внимательный и мрачный, взъярился не на шутку:
– Права у тебя нет на такой недогляд, майор! Каждый, каждый человек на счету!!! Ты видишь, что в мире творится?! Югославию восемь лет на куски херачили, сейчас добивают! Плевать им на ООН, а на нас и подавно! Почему? Потому что изнутри трещим. У нас своих бед – лаптем не расхлебать. Всю страну скоро по-семейному раздербанят, по норам растащат, помешать некому! И тут ты еще…
– Так точно. Виноват.
Сомов понемногу остыл, нахмурился.
– Придется изъять тебя из контингента и засунуть куда подальше, с глаз долой. Нормальную часть подберу, сложную, перспективную. Перекантуешься пару лет, подтянешь дисциплину, в том числе собственную. А там все уляжется, посмотрим, что с тобой дальше делать.
– А как же Босния, товарищ генерал?!
– Босния, – зло ответил Сомов, – не заметит твоего отсутствия! Останься тот обломок у американцев в руках… под трибунал все бы пошли: и ты, и Платов, и твой придурок сержант – охотник за сувенирами! Добыл, понимаешь, магнитик на холодильник!
– Так точно…
– Не перебивай! По «Стелсу» американцы доказать ничего не смогут. А вот по факту избиения их офицера вцепились в комбата не на шутку. Накатали телегу с фотографиями этого капитана: фас, профиль и рентген сломанного носа. Миротворцы, едрить! Подставил ты, Андрей Иваныч, командира своего по полной программе!
– Виноват, товарищ генерал!
– Хрен ли толку, что виноват?! Из-за тебя Платов может из контингента вылететь!
– Никак нет!
– Что «неткаешь», Шаталов? Не тебе решать такие вещи! И даже не мне!
– Мы с полковником Платовым с Кандагара вместе. Мой косяк – мне и расхлебывать. Вешайте всех собак на меня.
Чувствуя, как предательски дрогнули руки, Шаталов распустил завязки папки. Думал, обойдется. Не обошлось. Он положил на край стола вымученный накануне рапорт.
– Защитите Платова! Вы же сможете, Виктор Ильич!
Сомов взял листок в руки. Прочитал, поднял взгляд на Шаталова.
– Ты что удумал, майор? Красивых жестов мне тут не надо! Ни красивых, ни глупых! Куда пойдешь, на гражданку?! Ты боевой офицер, у тебя призвание!.. Или ты со мной торговаться вздумал? За место в контингенте? Такое не пройдет!
– Никак нет! – ровным голосом возразил Шаталов. – Прошу рассмотреть рапорт. Выслуга лет позволяет мне завершить службу.
Замолчавшие ненадолго отбойные молотки заколошматили снова.
– М-да… – Сомов открыл ящик стола и опустил рапорт туда. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь… Твой контракт будет расторгнут по соглашению сторон. Посидишь сейчас в канцелярии, оформим все сегодняшним днем. Американцев попробуем успокоить липовой бумажкой о том, как ты был с позором уволен из рядов… и все такое. Платова я им не отдам.
– Спасибо, товарищ генерал, – сказал Шаталов сквозь окружившую его ватную пелену. – Разрешите идти?
Сомов посмотрел на него по-отечески:
– Как же ты так влип, сынок? Иди.
Шаталов встал, отдал честь и вышел. Сомов расстегнул верхнюю пуговицу кителя, дернул за ворот тельняшки, захотелось больше воздуха. Достал из шкафа графин с коньяком, плеснул в стакан. Выпил одним глотком.
* * *
Ватная тишина окружила Шаталова коконом. Он передвигался из точки в точку, из кабинета в кабинет, отвечал на вопросы, отдавал и брал документы, ставил подписи. Ожидая последнюю печать, стоял у окна, прижимался к стеклу горячечным лбом, смотрел, как рабочие в оранжевых касках быстро и бесшумно разбирают на куски тротуар и кидают в кузов грузовика черные ломти.
Потом он спустился на проходную, сдал пропуск сержанту охраны, вышел к телефонам и набрал номер.