Крисп со Златой сидели на носу корабля, под тенью акростолия, и тихо разговаривали. Крисп рассказывал девушке о Риме с его величественными площадями, мраморными дворцами, статуями и огромным амфитеатром. Та не верила, а когда он спрашивал: «А как у вас?» — она говорила о Дакии, ее реках, озерах, лесах, и тогда уже он удивлялся, как необычна ее родина. И как чисты и умны даки, которых римляне называют варварами.

За весь этот день произошло только одно событие. Маленькое, короткое, но такое, что мгновенно могло перевернуть судьбы обоих. Корабль едва не попал в руки пиратов. Если бы только это случилось, тогда бы все на нём от Марцелла до Млада стали рабами. К счастью, юнга вовремя заметил их и сообщил об опасности.

— Где, где пираты? — кричали ему люди.

— Да вон они, видите — черный парус!

— Меня предупреждали, если увижу такой, мчаться от него на всех своих парусах! — с тревогой сказал Марцеллу Гилар.

Тот изменился в лице и велел капитану с пассажирами готовиться к обороне.

Матросы потащили к бортам корзины с метательными ядрами, луки, стрелы. Пассажиры кинулись к ним и разобрали оружие, с готовностью до последнего отстаивать своё право на жизнь и свободу. Кто-то из малодушных предложил дать выкуп пиратам. Но его даже не стали слушать.

— Разве можно им верить? — возмутился купец, первым берясь за лук.

В несколько минут из мирного и спокойного судна «Тень молнии» превратилась в грозный военный корабль.

Оба охранника бросились на корму к Марцеллу, в готовности защищать его до конца.

Гилар приказал поднять все паруса и посадить на весла самых сильных и выносливых гребцов.

Сувор, подбежав к ним, оттолкнул одного из них, непригодного, по его мнению, для такого дела, и сам сел за весла.

Келевст хлопал так, что отбил себе все ладоши.

Злата поймала мечущегося между людьми Млада и крепко прижала к себе.

Крисп тоже готов был обнять её и защищать в случае опасности. Он бросился в каюту, где у него хранился маленький кинжал и неожиданно увидел выходящего оттуда Плутия.

— Как, ты? — удивленно спросил Крисп.

— Да, я хотел предупредить тебя об опасности, но как вижу, ты уже знаешь всё сам! — держа за спиной руку, натянуто улыбнулся Аквилий.

Снова что-то подозрительное было в его поведении. Но разве сейчас было до этого?

Крисп только махнул рукой и побежал к носу корабля.

С кинжалом в руке, он был готов вместе со всеми дать настоящий бой пиратам.

Но, к счастью, всё обошлось. Матросы подняли все паруса, гребцы работали, не жалея сил, и «Тень молнии» без труда ушла от пиратов, в очередной раз доказав, что это самое быстроходное судно римского флота.

Паника улеглась, охранники возвратились на свой пост у каюты. Юнга получил награду от капитана, уже вторую за последние два дня. Марцелл на радостях разрешил пассажирам плыть, куда им угодно. Гилар, вроде бы, обрадовался этому сообщению, хотя по глазам его было заметно, что он по-прежнему таил на Марцелла злобу. А Крисп снова сел с девушкой на нос корабля, и они, словно ничего не случилось, продолжили свой разговор…

2. «Не надо успокаивать меня!»— укоризненно покачал головой Марцелл.

Крисп с Марцеллом, как обычно, коротали последний перед заходом в очередной порт, вечер в своей каюте. За бортом поплескивала волна, чуть слышно скрипела обшивка. Это был самый счастливый вечер за все время их путешествия!

— Надо же! — крутил головой Марцелл, — своими глазами, да что там глазами — собственным языком попробовал чудо! Ты даже не представляешь, какой горькой и противной была эта вода!

— Ну, почему, представляю. Я тебя видел в это время!

Они посмеялись, и Крисп уже серьезно попросил:

— Ты только Гилару ничего не говори. А то он и правда убьёт юнгу, и Младу достанется.

— Зря ты не дал высечь этого негодного мальчишку! Не понимаю, зачем он так сделал?

— Я и сам не могу это понять!

— А отец Нектарий, представляешь, уже и купца убедил! Меня тогда не было, я даже представить себе не могу — как ему удалось это? Ведь пройдоха купец любую ложь за версту чует!

Крисп вспомнил слова Диагора и сказал:

— Очевидно, купец поверил ему в чем-то небольшом. А так как он не верил никому и никогда, то, благодаря этому, поверил во всё и сразу, то есть — в Бога.

Марцелл пододвинул к себе сумку с эдиктами, готовясь, как обычно пересчитать их. Немного помолчал. А потом, взглянув на сына, задал вопрос, который хотел задать, наверное, уже давно:

— А маму ты видел — как?..

— Радостной, улыбающейся! Такой счастливой, какой я ни разу не видел её в жизни!

— Ну, почему? Помнишь, как нам хорошо было в старом доме? Вот бы, и правда, так вечно — втроем, хоть в хижине!

— Зачем в хижине? Мамино жилище теперь больше, чем самый прекрасный дворец любого земного царя!

Марцелл с изумлением посмотрел на сына:

— Ты говоришь так, будто побывал у нее в гостях… Неужели там, и правда, так хорошо, как говорит отец Нектарий?

— Лучше! Еще лучше, отец!!

— Не надо успокаивать меня! — укоризненно покачал головой Марцелл, беря первый эдикт. — Я и так… уже… почти верю…

— Но я говорю правду! — горячо возразил Крисп. — Я действительно видел…Да, так же, как сегодня ты попробовал воду, я видел это собственными глазами!

— Как… Ты видел рай?!

— Не знаю, рай это был, или ещё что… — пожал плечами Крисп. — Но когда отец Нектарий крестил меня, я увидел такое … что не могу даже описать тебе. Там, там… — лицо его засияло, он жестами попытался помочь себе, но не сумел и беспомощно посмотрел на отца. — Нет, не могу. Для этого на свете нет подходящих слов!

— Один, два, три, четыре, пять… — считая, кивнул ему отец. — Ничего. Даст Бог, увидим еще. Вот доплывем до последнего порта, возьмем с собой отца Нектария… шесть, семь, восемь, девять… девять… ох, и замечтался я с тобой, даже со счета сбился!

Марцелл улыбнулся сыну и снова стал пересчитывать эдикты.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть…

— Ну, почему замечтался, так будет на самом деле!

— … семь, восемь, девять… девять. О, боги! — лицо Марцелла смертельно побледнело, он вытряхнул содержимое сумки на койку и стал лихорадочно перебирать свитки. — Один, два, три, четыре…

— Что случилось, отец? — почувствовав неладное, подался к нему Крисп.

— Отойди, не мешай! Пять, шесть, семь, восемь, девять… девять!

— Да что же случилось?

— О, боги! Самое худшее, что только можно было ожидать