— Родной наш! — тоже обнял мальчика Марцелл и вдруг осекся на полуслове, увидев идущего к ним отца Нектария.

Юнга оставался лежать на месте.

— Ну… как он? — догадываясь, что случилось самое страшное, всё же, с последней надеждой, спросил Марцелл. Слишком уж торжественно-радостным было выражение лица у пресвитера.

— Всё хорошо. Все уже хорошо. Его душа теперь там, — показал на небо отец Нектарий, — А мы…

— А мы, — перебил его Марцелл, глядя на появившихся на пристани вооруженных людей, которых спешно вел за собой Гилар, — чтобы его жертва не была напрасна, немедленно должны приделать эту печать к эдикту!

4. На Гилара было больно смотреть…

Гилар первым поднялся по трапу и пропустил впереди себя важного, тучного начальника порта.

— Что тут у вас случилось? — задыхаясь, спросил тот и сдержанно кивнул своему давнему знакомому, Марцеллу.

— Вот, — показывая на него, принялся докладывать Гилар, — это он не сумел обеспечить сохранность важного эдикта, это по его вине с него сорвали печать. А я тут не при чем!

— Какой свиток? Какая печать? О чём ты, Гилар? — деланно удивился Марцелл.

— Императорская!

— Эта? — уточняя, показал эдикт с печатью Марцелл и с подчеркнуто почтительным видом вручил его начальнику порта.

— Но… — растерялся, никак не ожидавший такого поворота дел, капитан.

— Зря ты Гилар, утруждал начальника порта, — с упреком заметил ему Марцелл, — я бы и сам с удовольствием доставил ему этот эдикт. Тем более, что нам есть о чем поговорить по старой дружбе и что вспомнить.

Начальник порта внимательно изучил документ, печать и, увидев, что всё в порядке, сразу смягчился и обнял Марцелла.

— Конечно дружище! Мы с тобой еще при прежнем августе хорошо пировали! А помнишь, как мы однажды…

— Господин! — испуганно остановил его один из сопровождавщих воинов. — Там — сам наместник провинции!

— Что-о, сам?!

— Да! И, кажется, идет сюда!

— О, боги!.. — начальник порта, несмотря на свою тучность, сбежал вниз и вскоре вернулся, с поклоном пропуская впереди себя наместника провинции.

Тот огляделся, нашёл глазами Марцелла и, показывая развернутый лист дорогого пергамента, торжественно провозгласил:

— Наш богоравный август Траян Деций уполномочил меня передать, что назначает тебя своим советником, а твоего сына официально делает помощником своего соправителя императора Геренния Этруска. Поздравляю! Это для меня большая честь первым сообщить тебе такую приятную новость!

К Марцеллу тут же бросились с поздравлениями все находившиеся на палубе. Начальник порта, не уставая, повторял, что это его лучший друг, и они дружат чуть ли не с самого детства.

На Гилара было больно смотреть. Ожидавший падения своего врага, которому завидовал с той самой минуты, как увидел на нём золотую цепь, он видел теперь его счастье и славу. Вместе со всеми, изображая на лице улыбку, он вынужден был тоже поздравлять его. И хоть капитан поклонился Марцеллу даже ниже, чем все остальные, глаза его, когда он выпрямился, вспыхнули с еще большей злостью.

Глава девятая

1. «Интересно, и что же унес с собой Плутий вместо печати?»

Императорское курьерское судно «Тень молнии», подгоняемое попутным ветром, летело навстречу своему последнему порту — столице Египта, Александрии. Море было неспокойным, чайки скользили вниз к пенистым волнам и тут же испуганно взмывали ввысь, словно боясь, что они поглотят их. Гилар, стоя на капитанском помосте, глядя то на небо, то на волны, выказывал явные признаки беспокойства.

Крисп, с молчаливого разрешения отца, давно уже находился на корме корабля. Теперь здесь были не только пассажиры, но и все члены экипажа, кроме Гилара. Даже охранники, потому что Марцелл после пропажи больше ни на миг не расставался со своей сумкой.

Крисп то и дело скашивал глаза на сидевшую чуть поодаль Злату. Она расположилась ближе всех к отцу Нектарию и улыбалась как ребенок, но кукла по-прежнему была у неё на коленях.

В Александрии они должны были расстаться. Дальше Криспу с отцом предстоял путь в военную ставку к императору, а им — в Афины и затем в свою далекую Дакию.

Мысли о предстоящей разлуке тяготили юношу. Чем сильнее он гнал их от себя, тем грустнее становилось у него на сердце. Злата тоже иногда замечала его и показывала глазами на отца Нектария, давая понять, что ей нравится то, о чем он говорит.

Млад в который уже раз, рассказывал очередному пассажиру, что ему сразу не понравился Плутий Аквилий. А когда увидел, что тот что-то подсыпал в амфору, и Гилар не стал его даже слушать, сам выбил пробку и вылил на палубу всю воду.

— Надо же, Геренний Этруск — уже император! — вертя в пальцах совсем недавно отчеканенный денарий, задумчиво сказал Марцелл.

— Отец, а чего добивался этот Плутий? — спросил у него Крисп. — Только теперь я начинаю вспоминать, что и мне он казался подозрительным!

— Трудно сказать, — задумался вслух Марцелл. — Сначала он захотел выкрасть у нас императорскую печать.

— Но зачем?

— В руках такого человека эта печать может всё! Ею он без труда мог скрепить любой эдикт, например, о назначении себя казначеем какой-нибудь отдаленной провинции. Конечно, наместник по роду своей службы известил бы императора, но пока дойдет подтверждение, Плутий успел бы сказочно обогатиться и сбежать, прихватив с собой казну и годовой налог, собранный с провинции. И тогда ищи ветра в поле!

— А что он подсыпал в амфору?

— Судя по всему, этого показалось ему мало. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и он, наверное, решил усыпить нас. А когда уснем, подговорить гребцов на бунт и сделать «Тень молнии» пиратским кораблем. Поистине это был блестящий план. «Тень молнии» может догнать любое судно и, наоборот, уйти от погони. Горе было бы тогда всем кораблям, встретившимся ему на пути!

Марцелл знаком подозвал лекаря и сказал:

— Кстати, проверь, все ли снадобья у тебя на месте?

Тот, быстро кивнув, стал рыться в своем ящичке.

— Этот Плутий был не так уж и прост, — продолжил Марцелл. — Не сумев попасть на несколько императорских курьерских кораблей, он наконец добился этого с нами и принялся осуществлять свой коварный план. Сначала через тебя, что почти ему удалось, когда я застал вас в каюте…

— Прости отец… — виновато вздохнул Крисп.

— За что? — улыбнулся ему Марцелл. — Он и меня обвел вокруг пальца! Потом решил действовать через питьевую воду и наконец уговорил беднягу Максима поднять ложную тревогу о пиратах. Конечно, — обращаясь к охранникам, сказал он, — и вам не делает чести, что вы бросились спасать меня, а не важные императорские эдикты. — Тут Марцелл поморщился, вспомнив о том, что было в этих эдиктах,